на собственные деньги». На том интервью и кончилось.
С какой, однако, охотой они говорят о себе, эти современные молодые люди, подумал Стрэнд. И тем не менее монолог ему понравился.
— А вы рассказывали об этом Элеонор?
— Конечно.
— Ну и что она думает?
— Она против, — ответил Джанелли. — Выбирайся сам, бэби! Эта девушка карабкается наверх по телам своих однокашников — выпускников Гарвардской бизнес-школы, и мысль о том, что можно подкрашивать глаза зелеными тенями или же редактировать какую-нибудь газетку в маленьком городке на задворках Америки, ей просто претит. Вы тоже считаете меня болваном, мистер Стрэнд?
— Вовсе нет. — Идея Джанелли казалась Стрэнду довольно привлекательной. Но следовало учитывать прискорбную статистику ежегодных банкротств, которым подвергался мелкий бизнес в Америке, а также поглощения мелких изданий более крупными. — С другой стороны, если бы ваша мечта осуществилась, для Греции вряд ли осталось бы время.
— На свете есть дела поинтереснее, чем отдых в Греции, — проговорил Джанелли. — Что ж, теперь вы знаете обо мне самое худшее. — Он усмехался. — Мне уйти прямо сейчас или дождаться, пока вы не скажете Элеонор, чтобы она вышвырнула меня из дома?
— Так и быть, оставайтесь, — ответил Стрэнд и поднялся. — Пойду посмотрю, что это она так долго.
Но не успел он войти в дом, как появилась Элеонор, свежая и бодрая, с надменно вздернутым носиком и ярким шарфом на голове.
— Привет, — сказала она. — А ты рано.
— Я всегда вовремя, — поднимаясь навстречу ей, парировал Джанелли. — Ладно, не важно. Пока ты там прихорашивалась, развлекал твоего отца рассказами о своих недостатках и достоинствах. Ну, ты готова?
— Естественно. Разве не видишь, как я выгляжу?
— Просто шикарно, — подтвердил Джанелли.
— Как и должно быть, — ответила девушка. — Ну ладно, пап, увидимся позже.
— Позже — это когда? — осведомился Стрэнд.
— Просто позже. — Она улыбнулась ему и взяла Джанелли под руку.
И они ушли. Вместе. Глядя на эту пару, Стрэнд был вынужден признать, что смотрятся они и впрямь шикарно. Быть отцом… в этом есть и отрицательные, и положительные стороны.
Едва они скрылись из виду, как на террасе появилась Лесли, одетая к ленчу, в длинной хлопковой юбке и с волосами, собранными в высокую прическу, при виде которой Стрэнд всегда почему-то испытывал нечто среднее между обожанием и тоской.
— Ну, как я выгляжу? — несколько неуверенно спросила Лесли.
— Просто шикарно, — ответил он.
Особого удовольствия от ленча Стрэнд не получил. И это несмотря на то, что он состоял из изумительных холодных омаров, паштета, охлажденного вина и салата из авокадо. Закуски были расставлены на буфете, а сам ленч накрыт на веранде, под огромным пестрым тентом. И море было таким синим и спокойным, и специально приглашенные преподаватели из колледжа в Саутгемптоне и их жены оказались милыми и достаточно интеллигентными людьми. Почти все время Стрэнд не сводил глаз с Кэролайн, вернее — с ее носа. Ничего уродливого, подумал он и даже рассердился на Элеонор, которая подняла по этому поводу столько шума. Мало того, в другую эпоху такой нос сочли бы вполне нормальным и даже украшающим женщину. Однако от его внимания не укрылось, что три молодых теннисиста и две приглашенные на игру девушки сидели отдельно и оттуда время от времени доносились взрывы смеха и оживленная болтовня. Кэролайн же сидела за столом между матерью и женой одного из преподавателей.
Черт побери, подумал он, Элеонор права. Старческий отцовский комплекс. Ему хотелось подойти к Кэролайн, заключить в объятия, прошептать ей на ушко: «Дорогая, ты у меня такая красавица!» А потом зарыться носом в светлые волосы дочки и зарыдать.
Но вместо этого он обернулся к профессору истории, сидевшему рядом, и произнес:
— Простите, сэр, я не расслышал, что вы сказали?
Профессор, который был немного похож на Эйнштейна, знал это и потому отрастил длиннющую гриву, как и положено настоящему ученому мужу, какое-то время, щурясь, смотрел на Стрэнда.
— Я спросил, как вы освещаете проблему Вьетнама в ваших классах. Я имею в виду систему государственного образования.
— Мы не преподаем современной истории.
— Вьетнам — разве это современная история? — возразил профессор. — Корни этой проблемы ведут еще ко Второй мировой войне. История — это сплошная паутина, без швов. И наши мальчишки шли на войну прямиком с выпускных балов. После чего неизбежно возник кризис сознания, расколовший наше общество…
Стрэнд решил, что к высказываниям этого человека не следует относиться всерьез.
— В нашу программу этот предмет не включен. — Стрэнд сознавал, что ответ звучит грубо, и понимал, что собеседник здесь совершенно ни при чем, а вывели его из равновесия утренние беседы с Хейзеном и Элеонор, а также созерцание Кэролайн, которая сидела рядом с матерью и тихо ела. Никакого «раскола» ни на его отделении, ни в собственной душе не наблюдалось. Сам Стрэнд крайне отрицательно относился к войне, о чем писал своему конгрессмену, подписывал петиции, рискуя потерять работу, а дома, за столом, в присутствии Джимми, говорил, что ничуть не осуждает молодых парней, которые сбежали в Швецию или официально зарегистрировались как принципиальные противники войны. Но он не мог сказать этого здесь, за омарами и гусиным паштетом, в солнечной и благостной атмосфере пикника, на берегу океана.
К счастью, от дальнейшей беседы с «Эйнштейном» его спасло появление Хейзена.
— Прошу извинить меня, мистер Стрэнд, — сказал хозяин дома, приблизившись. — Можно вас на минуточку?
— Конечно. — Стрэнд поднялся из-за стола и проследовал за Хейзеном в дом.
— Прошу прощения за беспокойство, — тихо произнес Хейзен, когда они оказались в пустой гостиной, — но я вынужден немедленно уехать в город. Утром за завтраком позвонили. Хочу ускользнуть потихоньку, по-английски, обойтись без прощаний и извинений. Надеюсь, вы меня понимаете?
— Ну разумеется, — ответил Стрэнд.
— Извинитесь за меня перед супругой. И хотя в этот уик-энд мы провели вместе совсем немного времени, — добавил адвокат, — я получил огромное удовольствие. И очень рад, что все вы — подчеркиваю, все — почтили меня своим присутствием. В следующий раз сразу по приезде перережу телефонные провода.
— Для меня эти дни тоже будут памятными, — вежливо кивнул Стрэнд. Если бы Джимми был здесь и слышал этот разговор, он бы непременно заметил: «Здорово сказано, старина. Еще раз, на бис!»
— Позвоните мне на неделе, ладно? — сказал Хейзен, и мужчины обменялись рукопожатием. Конрой уже ждал в холле, терпеливый водитель колесниц в темном деловом костюме. Вслед за Хейзеном он быстро направился к выходу, к ожидавшему у крыльца «мерседесу».
Глава 6
