Цезарь. Смерть всегда так делает. Я не прошу лучшей могилы.
Теодот. Но ведь это горит память человечества!
Цезарь. Позорная память! Пусть горит.
Теодот (вне себя). Ты готов разрушить прошлое?
Цезарь. Да. И построю будущее на его развалинах.
Теодот в отчаянии бьет себя кулаком по голове.
Но послушай, Теодот, наставник царей! Ты, оценивший голову Помпея не дороже, чем пастух ценит луковицу, вот ты теперь стоишь передо мной на коленях, и слезы льются из твоих старых глаз, и ты умоляешь меня пощадить несколько твоих овечьих кож, исцарапанных знаками заблуждений! Я не могу сейчас уделить тебе ни одного человека, ни одного ведра воды; но ты можешь свободно уйти из дворца. Иди, ступай к Ахиллу и проси у него его легионы, чтобы потушить огонь. (Подталкивает его к ступеням и выпроваживает его.)
Потин (многозначительно). Ты понимаешь, Теодот? Я остаюсь пленником.
Теодот. Пленником?
Цезарь. И ты будешь тратить время на разговоры, в то время как горит память человечества? (Кричит из лоджии.) Эй, там! Пропустите Теодота! (Теодоту.) Ну, ступай!
Теодот (Потину). Я должен идти спасать библиотеку. (Поспешно уходит.)
Цезарь. Проводи его до ворот, Потин. Скажи ему, пусть он внушит вашим людям, чтобы они, для твоей безопасности, не убивали больше моих людей.
Потин. Моя жизнь дорого обойдется тебе, Цезарь, если ты захочешь отнять ее. (Идет вслед за Теодотом.)
Руфий, поглощенный наблюдением за посадкой, не видит, что оба египтянина уходят.
Руфий (кричит из лоджии на берег). Все готово?
Центурион (снизу). Готово! Мы ждем Цезаря.
Цезарь. Скажи им, канальям, что Цезарь идет. (Кричит.) Британник! (Это пышное производное от имени его секретаря – одна из обычных шуток Цезаря. Впоследствии это вполне серьезно и официально означало бы – завоеватель Британии.)
Руфий (кричит вниз). Отваливай все, кроме баркаса! Становись на посадку, стража Цезаря! (Возвращается из лоджии в зал.) А где ж египтяне? Опять милосердие? Ты отпустил их?
Цезарь (посмеиваясь). Я отпустил Теодота спасать библиотеку. Мы должны уважать литературу, Руфий.
Руфий (в бешенстве). Да падет это безумие на голову безумца! Я думаю, что если бы ты мог вернуть к жизни всех перебитых в Испании, Галлии и Фессалии, ты бы сделал это, чтоб нам опять с ними драться и драться.
Цезарь. Ты думаешь, боги не разрушили бы вселенной, если бы их единственной заботой было сохранить мир на ближайший год? (Руфий, потеряв терпение, с раздражением отворачивается. Цезарь внезапно хватает его за рукав и шепчет лукаво ему на ухо.) Кроме того, каждый пленный египтянин – это два римских солдата, которые должны стеречь его. Ясно?
Руфий. А! Я должен был догадаться, что за этими высокими разговорами скрываются какие-то лисьи хитрости. (Отходит от Цезаря, раздраженно пожимая плечами, и идет в лоджию посмотреть на погрузку войск, затем уходит.)
Цезарь. Что же это Британ спит? Я послал его за моими доспехами час тому назад. (Кричит.) Британник! Эй, ты, британский островитянин! Британник!
Клеопатра вбегает через лоджию с мечом и шлемом Цезаря, которые она выхватила у Британа. Тот следует за ней с латами и поножами. Они подходят – она слева, Британ справа.
Клеопатра. Я буду облачать тебя, Цезарь. Садись.
Цезарь повинуется.
Какие красивые эти римские шлемы! (Снимает с его головы венок.) Ах! (Покатывается с хохоту.)
Цезарь. Что ты смеешься?
Клеопатра. У тебя – лысина! (Она не договаривает и снова разражается хохотом.)
Цезарь (почти рассердившись). Клеопатра! (Встает, чтобы Британ мог надеть на него латы.)
Клеопатра. Так вот зачем ты носишь венок! Чтобы ее не было видно.
Британ. Замолчи, египтянка, это лавры победителя. (Затягивает латы.)
Клеопатра. Сам молчи, островитянин! (Цезарю.) Ты должен втирать в голову крепкий сахарный настой. Они будут расти.
