Проснись, моя любовь

вспомнить?

Что-то, что он также уловил. Зачем еще тогда подражать ее манере обращения? Успехи Элейн в подделывании подчерка Морриган были довольно хорошими, чтобы выдержать проверку, конечно, если не класть написанное рядом с оригиналом. Так что же?..

Раздался звон, возвестивший время ужина. Забавно, но гонг звучал лишь тогда, когда лорд находился в доме. В дверь поскребли. Элейн секунду колебалась. Хэтти не была настолько неуверенной. Равно, как и «его светлость» не стал бы царапаться в дверь. Кроме того, она заметила, что здесь была у каждого своя манера стучаться — такое же свойство личности как, к примеру, голос или подпись. Кейти барабанила одним образом, служанка, выносившая ночной горшок, — другим, по-своему звучали и слуги-мужчины. Этот стук определенно походил на манеру стучаться слуги мужского пола. Элейн открыла дверь. Лакей, которого она видела прошлой ночью, одетый в черно-красно-белую ливрею, низко поклонился.

— Милорд послал меня, чтобы я проводил вас к обеду, миледи.

Элейн посмотрела на многочисленные ряды взбитых пышных буклей, аккуратно уложенных друг против друга. Проводить ее? Конечно, лорд доверял собственной жене самостоятельно дойти до обеденного зала?

На сей раз Элейн не стала долго держать слугу в поклоне. Тщательно закрыв дверь, она пошла впереди его, показывая полную осведомленность о местоположении столовой.

Коридор мерцал зловещими тенями. Роящиеся в голове мысли стучали в такт движению. Он знает, что я не Морриган. Шаг. Как он мог узнать? Правая нога. Он знает. Левая нога. Как он мог узнать?

На гранях хрустальной люстры играли миллиарды огней. Ступая на черный, испещренный прожилками мрамор лестницы, она продолжила свое движение, мысленно повторяя. Он знает, он знает…

Элейн замедлила шаг, позволяя слуге нагнать ее. Он открыл двойные двери и поклонился. Она сделала решительный вдох и вошла в столовую.

В комнате было пусто, если не считать слуги-официанта. Элейн задумалась, почему сопровождающий ее лакей с невозмутимым лицом старательно избегал встречаться с ней взглядом: из-за того, что он — слуга, а она — леди, или оттого, что смущен ее пьяным поведением прошлой ночью?

Лакей отодвинул стул. Элейн села, предусмотрительно подхватив руками юбку, чтобы подол не зажало, когда стул быстро пододвинулся. На какое-то мгновение ее волосы свесились вперед темным покрывалом.

Немедленно обе упавшие пряди были пойманы и убраны с лица. Элейн откинулась на спинку стула. Наверно, слуга, осмелевший после пьяного поведения госпожи, не смог удержаться?

Нежные руки расправили волосы по спинке стула. Прежде, чем Элейн успела запротестовать, горячие ладони переместились ниже, надавив на плечи. Уверенные большие пальцы легко скользили взад и вперед по гладкому шелку платья, затем сделали паузу, исследуя впадинки ниже плеч, разглаживая, измеряя выпуклости ключиц.

Нет, это был не обнаглевший слуга. Элейн старалась не поддаваться постепенно охватывающему ее расслаблению. Слабая наэлектризованная нить, бегущая от пылающих рук, пронеслась по плечам к кончикам грудей, соскам, которые он уже видел, возможно, даже пробовал. Покусывал.

Прилагая неимоверные усилия, Элейн боролась с нарастающим приступом неуместных ощущений.

Нет, не слуга ласкал ее. Элейн узнала бы прикосновение лорда в любом месте, в любое время.

К беспощадным пальцам присоединились и остальные. Он еще раз слегка надавил ладонями на плечи, затем провел пальцем по краю выреза платья, скользнув рискованно близко от неприкрытой части груди.

— В действительности, дорогая, нет никакой нужды выставлять напоказ свои… прелести. Думаю, мы уже выяснили, что подобные им исключительны и редко у кого встречаются.

Горячая волна накрыла лицо и грудь Элейн. Почему она не позволила Кейти зашнуровать ее в один из тех чертовых корсетов? Неужели он подумал, что она пытается соблазнить его?

Сильные горячие руки напряглись и расслабились. Легкое касание шевельнуло волосы на макушке — поцелуй? — затем… она стала свободна от лишающих воли ласк. Он сел слева от нее прямо во главе стола.

Элейн пристально разглядывала его.

Волосы, казавшиеся ей раньше коричневыми, пылали богатством оттенков, подобно блестящему каштану. Ее современники из Чикаго, молодые яппи, сгубили бы здоровье, добиваясь такого золотистого загара смуглой кожи, эффектно оттененной белоснежной рубашкой. Черный смокинг, казалось, был снят с витрины «Джингисс формэл уэр» [12], и столь же отличался от ливрей слуг, как и ее платья в большом шкафу — от униформы служанок. Незначительные детали отличали костюм лорда от одежды двадцатого столетия: у лацканов пиджака были округлые края, покрой был более сложный, облегающий, подчеркивающий превосходное телосложение. Жилет плотно прилегал к плоскому животу, а брюки сидели так, что не оставалось никакой свободы для воображения. Она прошлась по выпуклости в его паху оценивающим взглядом.

— Дорогая.

Элейн торопливо подняла глаза. Бриллиантовые запонки скрепляли белоснежные манжеты. Каждая частица его блестящих синих глаз была холодна и тверда.

— Со мной что-то не так? — спросил лорд. Он взглянул вниз, расправляя на коленях салфетку, коротко задержался на выпуклости в промежности, прежде чем накрыть ее складками белого шелка.

Элейн следила за его намеренно провокационными действиями, потом, одернув себя, быстро перевела взгляд на лицо. Он ждал. Длинный рот с полной нижней губой растянулся в насмешливой улыбке, холодные глаза сверкали с понимающим блеском. Он выглядел так, словно прятался под ее кроватью и оказался свидетелем такого, что человек любого пола не имеет права видеть.

Элейн почувствовала, что залилась краской от груди до кончиков ушей.

Его улыбка стала еще шире.

Загорелая рука соскользнула вниз. Элейн в смятении затаила дыхание. Перед ней аккуратно поставили тарелку с супом.

Желудок в предвкушении заурчал. Кейти чуть раньше приносила ей обед, барабаня в закрытую дверь так громко, что можно было разбудить мертвого, но, разрываясь между головной болью и желудочными спазмами, Элейн была не в состоянии принимать пищу. Игнорируя понимание, вспыхнувшее в синих глазах лорда, Элейн накрыла колени салфеткой и взяла столовую ложку.

Ее рука замерла на середине. Она тревожно уставилась на еду. Большие желтые шары катались по дну тарелки. Сам суп представлял собой темный желтый бульон, заполненный маслянистыми каплями. Элейн подняла глаза в тот момент, когда слуга поставил перед лордом точно такую же тарелку, в которой, однако, было иное содержимое. Лорд взял свою ложку и открыто усмехнулся, демонстрируя два ряда ровных белых зубов.

— Яичный суп, моя дорогая. Кушайте на здоровье. Здешнее сельское население питает огромную веру в репродуктивную силу яиц. Повар приготовил этот особенный деликатес специально для вас. — Его улыбка исчезла. — Ешь.

Элейн осторожно опустила ложку в суп, стараясь не потревожить большие желтые шары со дна тарелки. Это было очень жирное желтое варево, не страшней обычного насыщенного куриного бульона. Не дурно. Возможно, если слегка поперчить…

— Слуги находят весьма странным, что мы уже год, как женаты, — суп пролился из ложки Элейн, — а все без видимых результатов. Отсюда эти особые блюда. Повара серьезно настроены побить все пари, как видишь. Они решили обеспечить нас яйцами, чтобы я, в свою очередь… — лорд изящно потягивал прозрачный бульон из своей тарелки, — …обеспечил вас спермой. Что случилось с вашей левой рукой? — Его голос переменился от шелкового до стального. — Это болезнь распространяется все шире?

Элейн подавилась. Ложка упала в тарелку, забрызгав лиф шелкового платья куриным бульоном. Желтки перекатывались взад и вперед.

Она почувствовала, как кровь отхлынула от головы.