Он никогда не видел более изысканую страсть.
У них было полчаса, из которых он каждую минуту собирался доставлять ей удовольствеи всеми возможными способами.
Лизать ее, пробовать ее, посасывать ее.
Он должен был сначала пальцем добраться до ее истока.
О ндолжен был сначала задержаться на ее бедрах и ее груди.
Он он этого не сдалал.
Он не мог.
Он должен войти в нее, не теряя ни минуты, и полностью слиться с ней.
— Обхвати ногами мою спишу, — скомандовал он.
Она не колебалась.
Мгновенно повиновалась.
М как только она открылась для него, одним ударом он вошел в нее.
Глубоко, так глубоко.
Так глубоко, как только мог.
Ее стон, заставил его остановиться, и это далось ему не легко.
Он скользнул в нее еще раз, но намного мягче, затам, еще один.
— Аэрон, выдохнула она.
Моя.
Наша.
Научись делиться, Гнев.
Не получается.
Он скользил своей рукой по ее маленькой розочке, желая испить ее, он проник в нее и выскользнул, и снова проник.
Он не успокоился бы, даже если бы Гален ворвался в комнату и приставил к его голове пистолет.
Эта женщина восхищала его, будоражила его, восхищала его, заставляла его злится…
принедлежала ему.
А он принадлежал ей.
Он хотел растворится в ней, чтоб она никогда о нем не забывала.
Он хотел стереть себя из ее памяти, чтобв она никогда о нем не вспоминала.
Он не хотел что бы, она страдала после того как они растанутся.
Он хотел чтоб она встретила кого-то другого, и в тот же момент желал убить того кто к ней прикоснется.
Но больше всего он хотел чтоб она была счастлива.
Улыбалась.
Радовалась.
Веселилась.
Да.
И это он собаирался подарить ей сегодня.
Счастье.
— Я никогда не рассказывал тебе как плохо быть пенисом? — спросил он, замедляя свое движение.
Она моргнула и открыла глаза.
По прежнему в ее небесно-голубых глазах светилась страсть, но теперь к ней добавилась малая толика смущения.
— Ч-что?
Парис за долгие годы рассказал ему много шуток, но он вспомнил только одну.
И он ни как не мог выбросить ее из головы.
— Почему плохо быть пенисом.
Находясь в ней, он задвигал бедрами, доставая до прежде недоступных глубин.
Восторженный стон сорвался с ее губ.
— Нет.
Нет, но сейчас это неимеет никакого значения, я хочу чтоб ты…
— Пенисом быть плохо, потому что у тебя дырка в голове.
Ее губы дрогнули и она вцепилась в него.
— Я как то об этом никогда не думала.
— Ну, а еще хуже.
Ваш хозяин постоянно вас душит.
Поддергивание стало напоминать улыбку.
Она обняла коленями его бедра, и она закусила нижнюю губу.
— Что еще?
— Ты уменьшаешься от холодной воды.
Она подавила смешок.
— И ты вынужден постоянно торчать между двумя орехами.
Смешок превратился в полноценный смех.
Боги, как ему нравится звук ее смеха.
Он был чистый и волшебный, струился над ним как ласка, как десерт для его ушей.
Рядом с ней он чувствовал себя царем.
— Зато твой пенис может болтаться во мне в когда захочет.
Теперь он усмехнулся.
Он хотел.
Ах, как же он этого хотел.
— Малышка, сладкая малышка, сказал он.
— Моя малышка.
Наша.
Привыкай делиться.
Он покрутил бедрами, и она снова закрыла глаза и застонала.
Она крепко его обняла, прижалась своей грудью к его груди и двигалась на встречу ему.
Самообладание покинуло его, он нуждался в завершении процесса.
Да, Да, так хорошо.
Ее влажное, теплое и шелковистое тело сжималось вокруг него.
Все быстрее и быстрее он двигался в ней, не в состоянии замедлится, не в состоянии растягивать удовольствие.
Он слышал ее протест.
Если бы он излил свое семя в нее
Если бы он пометил ее как того желал.
Вскоре она забилась под ним.
Вскоре она снова и снова произносила его имя.
Она была всем что он видел, всем что он слышал, всем что он обонял, и он желал чтоб это длилось вечно.
Но чем яростнее он вбивался в нее, тем ближе был к завершению.
Его мышцы напряглись, кровь в венах закипела, сжигая его, разрушая его самообладание.
Ничего другого не нужно.
Это было все.
Все чем он живет.
Все чего жаждет его демон.
— Я люблю тебя, — прокричал он падая в пропасть.
В этот момент она достигла оргазма, ее тело плотно охватило его член, а руки подобно гвоздям спились в его спину.
