Ты сказал, что я болела три дня, да? Но если я вернусь, мне придется убить тебя.
Это единственная возможность вернуться в их ряды.
Итак, если она вернется домой, она должна будет убить его.
Или попытаться сделать это.
И ей придется жить с этим.
Буквально надеялся на это.
Она будет вне его досягаемости, далеко от его темной страсти и мучительных желаний, защищена от зла.
— Я могу позаботиться о себе, Оливия, — сказал он, а она снова начала всхлипывать.
— Ты не сможешь сделать этого, Аэрон.
Кто-то должен защитить тебя, также как ты защищаешь других.
Он задумался о том, каким способом она могла бы убить его.
Несмотря на слёзы и доброжелательность.
Он почувствовал боль в груди.
Он всегда был защитником, беспокоился о других.
То, что кто-то хотел позаботиться о нем, казалось нереальным.
— Подыщи кого-нибудь другого, — сказал он ухмыляющемуся Гидеону, прежде чем выйти из комнаты.
Затем он услышал как Гнев стонал в его голове из-за размолвки с Оливией.
Моя.
Убей.
Лучше.
Я сделаю по-своему.
— Я был не готов к тому, что ты перечислила, но если ты скажешь, что с тобой делали демоны, я могу помочь тебе справиться с этим.
— Помнишь как?
Оливия потерлась лбом о его слегка колючий подбородок.
— Поцелуями.
— Да.
Его объятия стали сильнее.
Боги, он отдавал себя.
— Скажи мне.
Дыши, дыши.
— Нет,
Я не хочу.
— Ты говорила Гидеону?
— Нет
Итак.
Даже в состоянии опьянения, у него не было шансов разговорить её.
Он мог бы надавить, но не сделал этого.
Больше никаких слез.
Пожалуйста, боги, никаких слез.
В своей комнате он аккуратно уложил ее на матрас.
Она вгляделась ему в глаза, ее зрачки расширились.
— Хочешь заняться сексом сейчас? — сказала она, а потом икнула.
Я думаю, что отдала свои трусики Гидеону, так что мы могли начать.
— Ты отдала свои трусики Гидеону и он не возражал?
Невероятно, Аэрон почувствовал желание проверить это под ее юбкой, затем вернуться в комнату Гидеона и убить его.
— Я отдала, а он не возражал.
Ну так мы начнем или нет?
К сожалению, она просто искушала его.
Даже со своими опухшими глазами и заляпанной кожей, она выглядела прелестной, и соблазнительной.
Его тело жаждало ее и никто не мог удовлетворить эту жажду.
Он знал как облегчить свое положение.
Но она заслужила больше чем потерять невинность в пьяном угаре.
— Засыпай, Оливия.
Утром.
С этого момента у них было 9 дней, чтобы убедить ее вернуться домой.
— Нам многое нужно обсудить.
Глава 11
ЛЕГИОН БОРОЛАСЬ СО СЛЕЗАМИ, когда мчалась сквозь огонь и крики ада.
Когда-то он был ее домом, теперь — ее ненавистное убежище.
Она бежала на всех четырех конечностях, скакала как смиренное животное, положение, которое она знала очень хорошо.
Эта позиция помогала быть ближе к земле, не привлекая внимание окружающих, и увеличивая ее скорость.
К тому же, это была единственное положение позволительное для таких как она.
Она остановилась и пошла, любой Великий Хозяин в пределах досягаемости чувствовал бы необходимость наказать ее за такую наглость.
И говоря о Великих Хозяевах, они все были вокруг нее, мучая человеческие души, посланные сюда на вечное гниение.
Они смеялись, наслаждаясь каждой каплей крови, боли и воплей.
Аэрону было все равно, что она здесь, в месте, которое, как он знал, она тоже презирала.
Больше не презирала.
Как он мог? Он защищал ангела.
Ее врага.
Он спасал, и что хуже всего, утешал ангела.
Почему? Почему он не пытался защитить Легион? Почему он не спасал и не утешал ее? Покатились слезы, пропитанные ядом, они больно жгли ее чешуйки.
Когда она достигла потайного алькова из тени и камня, она остановилась, стала и прижалась спиной к заляпаной кровью стене.
Она с трудом дышала, а ее сердце, которое теперь расколось на половинки из-за этого проклятого Аэрона, мелко колотилось.
Она высунула свой длинный раздвоенный язык и слезнула несколько слизинок.
Кого-то другого терпкий яд поставил бы на колени, рыдающего и умоляющегоо милосердии, только ее он жалил по-другому.
Как же сильно она хотела, чтобы ангел умерла от яда, но этого не случилось.
Аэрон был преисполнен решимости спасти ее, а если Аэрон чего-то хотел, он этого добивался.
Всегда.
Что же она будет делать? Впервые она увидела Аэрона прикованного и жаждущего крови, и она полюбила его.
Он боролся с этой жаждой, даже ненавидел себя за это, и никогда прежде она не встречала кого-то,
