отдыхает. Другой бы так себя не повел, а вы… Одним словом, мы настолько вам доверяем, что хотели бы предложить вам возглавить одну из наших подпольных организаций в этом городе, после того как сюда придут немцы. Если вы сейчас согласитесь, то разговор будет продолжен. Если нет, то… вы сможете отсюда уйти, а мы будем знать пределы вашего мужества и вашей любви к своей Родине.
— А разве нас не будут эвакуировать?
— Петр Константинович, ну какая тут может быть эвакуация, немцы уже на подходе к городу, машин нет, все составы забиты ранеными и оборудованием эвакуируемых заводов. На ваше гороно мест просто нет, у нас сотрудники горкома и обкома партии в городе остаются! Конечно, вы можете попытаться пешим порядком идти на восток, но только вот немцы как раз такие колонны беженцев и бомбят и вы можете запросто там погибнуть. А так у вас будет шанс принести пользу своей стране… В армию-то ведь вас из-за грыжи не взяли?
— Угу.
— И… как?
— Конечно, я согласен, — угрюмо буркнул Петр Константинович. — Все одно подыхать! Но только как же я тут останусь? На улице, где я живу, все знают, что я коммунист, в городе меня многие знают. Да меня немцы со всей семьей повесят на первой попавшейся березе, а донесут на меня все те же соседи, сегодня уж один с утра грозился…
— За это вы как раз не беспокойтесь, — заверил его чекист, — мы вас из партии еще успеем исключить за укрывательство сына-преступника, наказанного судом по всей строгости законов военного времени, а кроме того, подготовим и приказ о вашем аресте. Прямо вот на этой машинке его отпечатаем и в ней же и оставим — мол, так спешили убежать, что даже не все свои бумаги успели уничтожить. Делайте все, что угодно, чтобы войти к ним в доверие. Прикажут в наших красноармейцев стрелять — стреляйте, выдать понадобится кого — выдавайте рядовых, старайтесь спасать только комсостав.
Сегодня же получите все явки, пароли, крупную сумму денег. В верхней части города тоже будет действовать наша организация. Как попривыкнете — наладите с ней связь. Вы знаете ведь, что у нас под Пензой существует целая сеть подземных ходов?
— Слышал, как же, — ответил Петр Константинович, — только вроде бы там все уж давно обвалилось. Потом там в начале 20-х годов бандиты ютились, поэтому все входы в них замуровали.
— Замуровали, да не все! — усмехнулся человек в штатском. — Там, оказывается, есть даже подземный ход с улицы Красной прямо под рекой и на остров Пески, а потом еще дальше — опять под рекой и с выходом в Ахунский лес. Сейчас мы все это подземелье приводим в порядок, но если кто-то вас про него спросит, то говорите, как и сейчас сказали, что там все давно обвалилось. Есть несколько точек, где нами заложены управляемые фугасы. В нужное время потребуется их взорвать. Потом нужно будет следить за станцией и передавать нам сведения, что там делается, сколько и каких эшелонов пришло, куда и что с ними доставлено. Впрочем, наши связные вам потом все сообщат. Учтите, что в окрестностях города будет действовать несколько партизанских отрядов, так что если вы… смалодушничаете, то пеняйте на себя!
— Об этом вы могли бы и не говорить! — хмуро заметил Петр Константинович.
— Ну вот и отлично! — заметил чекист. — Вот здесь распишитесь, что вы принимаете всю ответственность за возможную измену на свои плечи, и… идите. Вы с нами, мы с вами, а все мы вместе должны сделать все, чтобы и здесь, как и в любом другом советском оккупированном врагом городе, земля бы горела у него под ногами!
29 июня до жителей Пензы наконец-то донесся гром канонады, и город сразу опустел. Одни уже эвакуировались, другие на станциях и заводах старались все, что можно, отправить на восток, а остальные к этому времени были уже на позициях. А затем как-то разом все смешалось. В небе один за другим появилось множество вражеских самолетов, которые принялись сбрасывать на него мелкие бомбы, к небу стал подниматься дым от пожаров, а на улицах раздались визгливые сирены пожарных машин и разноголосый женский плач. В центре города из окон многих госучреждений полетели бумаги, на булыжной мостовой улицы Московской под ногами хрустело стекло из выбитых окон. Где-то на путях были повреждены и загорелись цистерны с нефтью или мазутом, из-за чего клубы густого черного дыма окутали весь Железнодорожный район.
В штаб обороны города поступило сразу несколько сообщений о том, что колонны немецких танков обходят Пензу с восточного и западного направлений, продвигаясь вдоль течения реки Суры! Затем пришло сообщение, что немцами уже перерезаны все железные дороги, по которым из города отходили последние поезда, и что крупные силы пехоты при поддержке артиллерии атакуют армейские подразделения и части ополченцев в районе Северной поляны, а также у деревни Арбеково. По приказу командования в сторону Ртищева был немедленно отправлен бронепоезд «Смерть фашизму-2», однако не успел он отойти и нескольких километров от города, как подвергся массированному удару немецких пикировщиков «Штука», был поврежден и сошел с рельсов. Остатки бронепоезда пришлось подорвать, а его команде отходить вместе с другими частями.
В развернутые в школах госпитали тут же начали прибывать все новые и новые раненые, теперь уже не столько из красноармейцев, сколько из состава местного ополчения. Несколько составов с ранеными, подлежащими эвакуации, скопились на станции Пенза-1, но отправлять их было нельзя, так как пришло известие, что дорога на Сызрань уже перерезана немцами.
Поступил приказ: «Бронепоезду «Упорный толстопятый» выдвинуться для проведения разведки в зоне наступления немецких войск и в том случае, если это окажется возможным, обеспечить вывод эшелонов с ранеными». Уверенности в успехе этой операции ни у кого не было, но не было и другого пути. Глядя в открытые двери вагонных теплушек, лежавшие в них на кое-как оборудованных нарах бойцы с надеждой проводили взглядом прокатившуюся мимо них «железную крепость», всю измазанную пятнами камуфляжа и с необычным названием на бортах.
Между тем, несмотря на то что немцы непрерывно атаковали, оборона города еще нигде не была прорвана. Нарытые повсеместно окопы, сделанные из земли и бревен ДЗОТы, ряды колючей проволоки и ям-обманов с установленными на дне железными шипами стали для немецкой пехоты крайне неприятным сюрпризом, с которым приходилось считаться. По всему периметру обороны гремели взрывы гранат, которых неожиданно оказалось так много, что ополченцы бросали их, не считая. «Потери в передовых пехотных частях весьма значительны», — доносили в штаб штурмовавшей город пехотной дивизии командиры штурмовых подразделений.
30 июня немцам удалось создать еще один котел, на сей раз замкнув кольцо окружения в районе железнодорожного узла Ртищево, куда с севера подошли танки Гудериана, а с юга — пехота и танки фон Клейста.
Впрочем, кольцо это для советских войск, как и раньше, не было настолько уж непроницаемым, чтобы его при желании нельзя было бы разорвать и выйти к своим. Поэтому фильтрация шла непрерывно: и в одиночку, и целыми подразделениями окруженные бойцы Красной Армии выбирались из зоны котла.
Бронепоезд «Упорный толстопятый» показался на переезде, как раз когда группа из нескольких немецких танков и бронетранспортеров остановилась от него неподалеку, чтобы прервать по этой линии всякое движение. Появление отходящих в сторону Сызрани эшелонов ими ожидалось, поэтому танковые башни были повернуты в направлении железнодорожного полотна, а все экипажи находились в машинах.
Услышав шум приближающегося состава, немцы подумали было, что это гражданский эшелон, и вполне обоснованно посчитали, что тут же его и остановят. Каково же было их изумление, когда из-за поворота на полном ходу появился громадный бронепоезд, который тут же открыл по ним огонь!
Ефрейтор Гельмут Ханке позднее написал об этом бое так: «Громада большевистского бронепоезда появилась перед нами совсем неожиданно. Никто даже не подозревал, что на этом направлении у русских вдруг окажется бронепоезд. Наши танкисты, высунувшись из люков своих машин, ожидали, что это подходит какой-то состав и мы его сейчас преспокойно захватим, как вдруг перед ними возникло это чудовище зелено-желто-коричневого цвета с кроваво-красной надписью по бортам броневагонов. Наш переводчик позднее сказал, что это название можно было перевести как «упорный человек с очень толстыми пятками», что было даже забавно, не будь его сейчас перед нами. Команда бронепоезда тут же открыла огонь по нашим танкам из всех его четырех башенных орудий и двух зенитных автоматов, выпускавших сотни пуль в
