мусорной ямы общества.
Кручинин настойчиво продолжал свою работу. В результате он смог распределить карточки предполагаемых преступников, подходящих под признаки данного дела, по определенным категориям. Грачик производил последующую проверку по рассортированным карточкам.
Одни 'медвежатники' оказывались умершими; другие отыскивались в местах заключения или поселения и тоже отпадали; третьи, покончив с прошлым, мирно трудились и были вне подозрений; четвертые…
Их оказалось семь.
Они не значились ни умершими, ни заключенными, ни работающими где-либо на производстве… Следы их терялись в тумане неизвестности. Впрочем, неизвестность ? не совсем точное выражение. Было известно, что пятеро из семи вскоре, после революции организовали крупное ограбление. Похитив несколько слитков платины и на очень крупную сумму золота в слитках, они исчезли бесследно. Этими пятью были Медянский, Паршин, Горин, Вершинин и Малышев. Паршина несколькими годами позже задержали при попытке перейти советскую границу со стороны Польши. Он был судим и очутился в лагере, после чего бесследно исчез. Остальные двое из семи ? Грабовский и Аранович ? вовсе не фигурировали в делах советского периода. Быть может, они бежали из пределов Советской страны сразу после Октябрьской революции, справедливо решив, что здесь им больше делать нечего? Или умерли в неизвестности, 'удалясь от дел'?
Из отобранной семерки с большой долей вероятия выпадал и Медянский, как человек слишком преклонного возраста и слабого здоровья. Было почти невероятно, чтобы он мог принимать участие в ограблении институтов, не говоря уже о самостоятельных взломах.
Кручинин собрал совещание, чтобы посоветоваться. Взвесили решительно все детали, до самых мелких. Круг имен, которые можно было разрабатывать, сузился до четырех: Паршина, Горина, Вершинина и Малышева. Но данные разработки подтвердили, что Горин и Вершинин после похищения золота и платины исчезли бесследно. Паршин, как уже сказано, вышел из лагеря. Значит, почти пять лет до момента налетов на институты ? Паршин находился в безвестном отсутствии. Имя же Малышева, виднейшего московского афериста, мошенника и вора, исчезло с горизонта Уголовного розыска с первых же дней Октября.
Таким образом, разработка, проведенная под руководством Кручинина, привела отдел к положению, которое можно было характеризовать словом, очень близким к слову 'тупик'.
Грачик с плохо скрываемым волнением следил за этой работой Кручинина. Он не обладал еще ни опытом, ни достаточной выдержкой. Ему казалось что все усилия затрачены напрасно и дело действительно зашло в тупик. Кажется он больше самого Кручинина переживал неприятность создавшегося положения и ясно представлял себе, что должен будет испытывать его старший друг, когда все же, вопреки всем стараниям и надеждам, на папке дела о 'медвежатнике' придется написать 'не раскрыто' и положить ее в левую тумбу кручининского стола.
Грачик ненавидел эту 'левую тумбу'. Иногда ему казалось, что, сумей он в нее забраться, он непременно распутал бы все, что там застряло. Но тумба всегда была закрыта на ключ. Кручинин к ней не допускал. А когда ему доводилось поймать устремленный на нее взгляд Грачика, с усмешкой говаривал: 'Не спеши, коза, в лес ? все волки твои будут'.
На совещании отдела, собранном по делу 'медвежатника', Фадеич беспомощно развел руками и поднял худые сутулые плечи; можно было подумать, что он даже слов не находит, чтобы охарактеризовать положение.
? Что же будем делать? ? тихонько спросил его Грачик.
Но в ответ старик снова только пожал плечами.
Кручинин медленно, в раздумье, собрал разложенные на столе четыре карточки и прижал их рукой.
Несколько мгновений он глядел на собственную руку, словно надеялся увидеть под нею неожиданную разгадку тайны, затерявшейся где-то вместе с судьбами четырех преступников. Но когда он поднял взгляд на притихших сотрудников, в его глазах нельзя было прочесть не только безнадежности или отчаяния, но даже самой легкой тени сомнения.
? Кто-то из вас произнес, кажется, слово 'тупик'? ? негромко сказал Кручинин и обвел сотрудников взглядом. Но те только переглянулись между собой. Никто не ответил.
? Значит, мне это показалось. ? Кручинин рассмеялся. ? Тем лучше. Выходит… это слово пришло на ум мне одному?
Взгляды сотрудников выразили удивление.
? Иногда в журналах, в отделе 'Час досуга', печатаются эдакие замысловатые картинки под названием 'Лабиринт', ? продолжал Кручинин. ? Читателям, которым некуда девать время, предлагается войти в лабиринт и попробовать из него выбраться. Большинство приходит в тупик. Потеряв терпение, игру бросают. Редко кто находит выход… Так не попробовать ли и нам сыграть?
Кручинин взял в руку четыре карточки, развернул их веером, как игральные карты.
? Картишки, признаться, дрянь, ? брезгливо проговорил он.
? А играть надо! ? вырвалось у Грачика, но тут же он смущенно осекся. Он был самым молодым и неопытным, и ему полагалось помалкивать.
? Кабы знать, что у тех на руках, ? не в тон этой шутливости, серьезно проворчал Фадеич. ? Но знать сие нам не дано…
Да, знать это не было дано никому из присутствующих. Никто из них не мог проникнуть взором в далекое прошлое, где начинался путь преступлений каждого из четырех, чьи имена значились на этих карточках. Только одного из них этот путь привел в стены советских институтов. Кто же он?
Когда вечером Кручинин и Грачик сидели за стаканом чаю, весь вид молодого человека говорил о том, что он ждет, когда Кручинин заговорит о деле. Но тот делал вид, будто вовсе забыл о нем, и его больше всего интересует новое издание 'Истории искусств', в просмотр которого он был погружен.
? Я думаю, ? проговорил он задумчиво, ? что когда-нибудь, когда не будет больше в нашей стране ни 'медвежатников', ни 'домушников', ни иных всяких подлецов и мы с вами больше не будем нужны на этом темном фронте, нам скажут: 'А ну-ка, братцы, займитесь теперь настоящим делом ? расследуйте-ка: каким же это образом наш народ оказался изолированным от такого искусства, как французское? Кто тот умник из академиков-разакадемиков, кто запер в подвал Ренуара и Ван-Гога, Матисса и Манэ? Кто те невежды или просто вредители, что распродавали всяким там американцам сокровища наших галерей?' Вот, дорогой мой, это будет работа!… На ней мы отведем душу от копания в грязи, оставленной нам батюшкой царем.
Он захлопнул том и встал из-за стола. Грачик смотрел на него умоляюще.
? Что вы? ? обеспокоился Кручинин.
? А как же с медвежатником? ? тихо выговорил Грачик.
Кручинин нахмурился:
? Вы хотите знать, кто он?
Грачик молча кивнул головой.
? Если вы еще когда-нибудь зададите мне такой вопрос в начале дела, ? строго сказал Кручинин, ? наши пути пойдут врозь.
Грачик опустил глаза и смутился: зачем он задал вопрос, на который никто не может ответить, никто… Даже Нил Платонович!… Глупо, очень глупо!…
ГЛАВА ПЯТАЯ
Тетя Катя и ее письмо
