истребителей из-под солнца оказался для немцев роковым. Солнце начало садиться за горизонт раньше, чем завязался бой. Заходящее солнце не могло уже слепить советских стрелков. И вышло так, что движущиеся с запада истребители очень ярко проектировались на фоне окрашенного закатом неба, а самолеты Дорохова, идущие с потемневшего уже востока, были плохо различимы.
Немцам не удалось разрушить построение «ежей» и заставить их распасться на части, которые могли бы быть с легкостью атакованы на близкой дистанции пулеметными истребителями Арадо-Удет.
Те из летчиков-немцев, у кого за плечами был опыт испанской войны, хорошо знали, как трудно заставить хороших боевых летчиков перейти от групповых действий к бою за собственный риск и страх. Они помнили, с каким упорством, доходящим до самоотвержения, республиканские летчики бросались на выручку товарищу, попавшему в затруднительное положение. Сфера огня «ежей» была непроницаема. Дождь пуль и снарядов неизменно сосредоточивался там, где товарищам угрожала наибольшая опасность. Этот великий принцип взаимной поддержки обеспечивал максимальную безопасность каждому отдельному самолету и всему «ежу» в целом.
Понеся некоторые потери, «ежи» сохранили сферичность своего построения и огня. Это значило, что на протяжении следующей фазы боя, пока пушечные истребители Мессершмидт, выйдя из атаки, смогут снова настичь СБД, на стороне большевиков будет неоспоримое боевое преимущество. Подошедшие к тому времени навстречу Дорохову германские пулеметные истребители Арадо-Удет не смогли даже использовать свое оружие. Орудийный огонь СБД держал их на слишком большом расстоянии. Лишь отдельные германские летчики, видя бесполезность стрельбы с таких дистанций, очертя голову бросились сквозь огневую завесу советских пушек. Не больше половины их дошли до дистанции действительного огня.
Капитан Косых увидел, как соседний СБД подфлагмана, потеряв управление, стал делать странные фигуры и исчез в направлении темной земли. Пока Косых старался отметить направление, в каком исчезает подфлагман, в поле его зрения попали еще несколько падающих СБД. Там и сям, сквозь сумрак, окутавший землю, сверкали внизу крошечные светлячки взрывов — рвались бомбы сбитых СБД. Но вдруг яркий сноп пламени ослепил Косых. Столбом рванувшегося воздуха флагманский СБД подбросило и столкнуло с курса. Косых не сразу понял, что произошло: не успев выйти из атаки, германский истребитель врезался в один из соседних самолетов. От удара взорвались бензиновые баки истребителя. Пожар в свою очередь вызвал взрыв бомб на СБД. Через секунду капитан Косых увидел, что еще один германский истребитель воткнулся в спину другому СБД. Косых заметил, как пылающей ракетой вылетел со своего места пилот истребителя вместе с сидением, к которому был пристегнут. Удар столкнувшихся самолетов был настолько силен, что Косых даже не уловил момента, когда СБД разломился. Он видел только, как падает фюзеляж с центропланом[16] вместе с воткнувшимся в его верхнюю башню истребителем.
Секундомер, пущенный капитаном Косых в момент, когда он увидел первые самолеты противника, показывал уже семидесятую секунду. Впереди, в сфере действительного пулеметного и даже пушечного огня, ничего не было. Лишь довольно далеко на фланге и впереди маневрировали крупные соединения противника. Косых мог поручиться, что они меняют направление полета и ложатся на параллельный курс, одновременно стремясь набрать высоту. Пока он старался разгадать значение этого маневра, пушечные истребители, успевшие наверстать потерянное в бою расстояние, еще раз атаковали СБД. Но эта атака была слабее. Лишь незначительная часть Мессершмидтов нагнала СБД. Остальные были еще далеко сзади за хвостами бомбардировочных колонн. Эта раздробленность действий ослабила силу второго удара. Лишь несколько «ежей» пришли в расстройство. Особенно сильным было оно в части, где два СБД одновременно взорвались от столкновения с истребителями. Сила взрыва двух с половиной тысяч кило тротила была так велика, что соседние самолеты завертело воздушной волной. Один СБД, подкинутый под крыло, перевернулся вокруг продольной оси на спину. У двух СБД шквалом были сорваны вертикальные поверхности хвостового оперения. Им пришлось стремительно пикировать, чтобы не расстроить боевой порядок всей части. Но поблизости не было сил немцев, могущих использовать замешательство. «Ежи» успели перестроиться, заполнить прорывы и поставить поврежденные машины в наименее напряженные места.
Когда стрелка секундомера отсчитала пятую минуту, капитан Косых разобрал наконец, что перестраивающиеся впереди неприятельские соединения составлены из устаревших бомбардировщиков Хеншель-123. Они летели впереди и выше СБД. Косых решил, что они пойдут над колоннами эскадры параллельным курсом. Благодаря разности скоростей ОБД обгонят противника. Обгон этот произойдет гораздо медленней, чем если бы враги сошлись на пересекающих курсах. Этого времени идущим выше самолетам будет достаточно для того, чтобы с большою вероятностью попадания использовать запасы мелких бомб.
Предположение капитана Косых было отчасти верно. Бомбардировщики Хеншель-123 действительно должны были дождем мелких бомб — весом от двухсот пятидесяти граммов до одного килограмма — засыпать колонны большевиков. Разрыв бомбы во много раз действительнее пулеметного и пушечного попадания.
Избавить эскадру от этого врага могла надвигающаяся темнота. Проектируясь на темную землю, СБД будут почти не видны сверху. Если флагману удастся искусным маневрированием уйти с курса Хеншелей, их работа будет сильно затруднена.
И действительно, прежде чем упали первые бомбы немцев, в наушниках Косых уже прозвучал вызов Дорохова. Предупреждая свои части о появлении бомбардировщиков, он приказывал непрестанно менять курс. Обстановка позволяла, кроме того, несколько разредить строй. Было мало вероятия, что истребители немцев повторят атаку, — этому мешало скопление над эскадрой их собственных машин. А к тому времени, как Хеншели останутся за хвостом главных сил Дорохова, будет уже совсем темно.
Роль германских истребителей на сегодня сыграла. Сыграна достаточно неудачно.
За бомбардировщиками Хеншель Косых с трудом различил еще многочисленные силуэты больших самолетов. Это были монопланы Юнкерс-90. Он полагал, что Юнкерсы должны будут продолжить работу Хеншелей по бомбардировке эскадры. Но на плечи Юнкерсов была возложена совершенно другая задача. Об этом догадался более осведомленный в секретах противника Дорохов.
Летя плотным строем, Юнкерсы должны были сблизиться с противником на расстояние, какое допустит его огонь, но не превышающее двести метров. Германское командование совершенно сознательно шло на то, что потери в рядах Юнкерсов будут очень велики; с такой дистанции их будут расстреливать, как куропаток. Но пассажирские машины не представляли для него такой ценности, как боевые. Достигнув указанного сближения, Юнкерсы выпустят тросы, подобные тросам полетных антенн. К концу троса подвешена мина большой взрывной силы. Вытравив тросы, Юнкерсы меняют свой параллельный курс на пересекающийся с таким расчетом, чтобы оставаться как можно дольше на пути нижней колонны.
В противоположность Хеншелям, которым темнота мешала работать, Юнкерсам она была необходима.
Последняя часть сражения — введение в 6oй Хеншелей и Юнкерсов — проходила уже значительно более замедленными темпами. В то время как за все три атаки истребителей секундомер капитана Косых отсчитал всего 5 минут 50 секунд, сближение с надвигающимися Хеншелями длилось свыше двадцати томительных минут. К тому времени, когда вся масса Хеншелей осталась за хвостом эскадры, Косых успел насчитать не больше двенадцати разрывов бомб. В темноте вспышки были очень хорошо видны, хотя уже и нельзя было различить машин, ставших жертвами попаданий. Небольшой процент попаданий бомб нужно объяснить тем, что СБД непрерывно маневрировали, меняя курс. Это вынуждало немцев тоже постоянно менять курсы и углы прицеливания.
Ночь вступила в свои права.
Земли не стало.
Взошедшая луна не в силах была помочь сражающимся.
Они мчались навстречу друг другу или следом, или наперерез один другому, не видя ни противника, ни своих.
Бойцы на земле, в обстановке ночного боя, могут переброситься словом, они чувствуют друг друга по отрывистому дыханию, по топоту ног, по шороху земли, а если есть хоть немножечко света, светит хоть кончик луны, бойцы уже видят друг друга. И при часовой скорости перебежки в восемь-десять километров собственное движение кажется им столь стремительным, что встреча с врагом бывает внезапной, как
