— Все хорошо, тaту.
Он пожал ей руку и, круто повернувшись, пошел прочь. Сидя в автомобиле, Богульный пытался найти среди самолетов тот, с красным крестом на корпусе, но они были в темноте все как один. Прежде чем он доехал до белой линейки, загудели заведенные моторы. Командир первого головного отряда — веселый маленький Изаксон — вынырнул из-под самых фар комдива:
— Разрешите стартовать?
Голос звучал так, точно он собирался на интересное ученье.
Богульный махнул рукой.
Придерживая неуклюжий парашют, Изаксон побежал полем.
Комдив не выдержал и, вылезши из машины, уставился в темень.
Вспыхивали цветные глазки сигналов.
Самолет Изаксона пошел на взлет.
21 ч. 00 м.-22 ч. 30 м. 18/VIII
С момента разделения эскадры Дорохова служба наблюдения противника точно определила направление движения первой колонны на Берлин и ее примерную численность. Но командование понуждало вновь и вновь уточнять данные. Начальник штаба германских воздушных сил подозревал, что конечной задачей Волкова является движение по пути, проторенному Дороховым, для дублирования его задачи. Рорбах уже не мог отделаться от этой мысли, она казалась ему наиболее верной, хотя сначала он и допустил, что Волков действительно летит к Берлину.
Первоначально у Рорбаха было, намерение предоставить Волкову свободу действий на подступах к Берлину. Начальник штаба не хотел отрывать ми одного самолета от промышленного района, бывшего совершенно очевидной целью полета Дорохова. Но по мере того, как укреплялась мысль, будто Волков в конце концов должен повернуть к югу, закрадывалось сомнение: целесообразно ли держать все силы сопротивления прикованными к одному направлению? Не лучше ли вовремя, не дав противнику соединить свои силы, уничтожить его колонны поодиночке? Не так ли поступал Великий Фриц?[17] Не этому ли учил Наполеон? Когда из предположения такая мысль перешла в уверенность, Рорбах, не колеблясь, отменил прежнее задание всем силам сосредоточиваться в южнопромышленном районе. Перед частью своих сил он поставил новую задачу: сосредоточиться в районе Дессау Торгау для встречи с колонной Волкова, когда она повернет к югу. При встрече с советскими отрядами Рорбах хотел быть сильнее каждого из них в отдельности.
Итак, независимо от того, произойдет встреча Волкова с заслоном или нет, его задача была выполнена — противник оттянул значительные силы от сопротивления второй и третьей колоннам.
Но Волков об этом не гнал.
Видя, что его полет проходит без всякого сопротивления, комиссар допустил, что вражеское командование из-за малочисленности первой колонны не придало ей значения и бросило все силы против Дорохова.
Волков решил, что его обязанность — привлечь к себе внимание противника, заставить его бросить на сопротивление первой колонне большие силы. В эфир пошла ложная радиограмма Дорохову: «Ввиду отсутствия на моем пути сопротивления противника, по-видимому поддавшегося на вашу демонстрацию, прошу разрешить мне повернуть к цели, не доходя до Берлина». Чтобы противник мог наверняка перехватить это радио, Волков дал его клером.[18] Оставалось только, чтобы немцы доверили радио.
Через полчаса радиограмма лежала перед Рорбахом. Генерал удовлетворенно потирал руки: его предположения подтверждались.
Большие силы немцев продолжали сосредоточиваться в районе Дессау — Торгау, ожидая Волкова. Но Волков об этом по-прежнему не знал и, по-прежнему не видя сопротивления, сделал еще одну попытку обратить на себя внимание.
Его собственная машина стремительно пошла вниз. Следом за нею снижались одна за другой части колонны. Но земля была по-прежнему мертва.
Задолго до прихода колонны страна погрузилась во тьму. Посреди улиц замирали трамваи и автобусы. Внезапно обрывалось сияние реклам, во мрак проваливались целые кварталы, районы, города.
Волкова видели. Его не могли не видеть. Волкова слышали. Не могли не слышать.
Две тысячи метров! Он почти тащится по земле. Он подставляет себя под выстрелы зенитных батарей. Так почему же они молчат? Почему нет лихорадочной стрельбы, почему не раскрываются ворота пресловутых подземных аэродромов, о которых столько писали в мирное время? Почему тучи истребителей не поднимаются в воздух, чтобы спасти от бомб мирные города своей родины? Почему, черт возьми, никто не пытается его остановить?
Земля молчала. Города Восточной Германии прятались во мраке. У них не было ни истребителей, ни зенитных пушек. Они не представляли ценности для командования. Зенитные пушки были нужны для других целей. Они должны были защищать от советских бомб узкие черные ленты земли, залитые бетоноасфальтом, — автострады. Непрерывными потоками текли по ним автомобильные поезда с войсками, бежали броневики и танки; дымя угольными моторами, мчались грузовые колонны со снаряжением, огнеприпасами и горючим. Горючее, горючее и горючее! Тысячи, десятки тысяч цистерн запружали автострады. Фронт, как губка, всасывал горючее.
Хотя все движение на автострадах и замирало при звуке приближающихся самолетов, Волков с малой высоты различал иногда бесконечные вереницы автомобилей. Он видел спины танков, а под рукой у него не было ни одной тяжелой бомбы, чтобы разметать в прах эти тысячи, десятки тысяч тонн стали, вырванных с кровью из полезного обращения у трудового народа Германии, обращенных в танки, пушки, снаряды, в броню. Эти тысячи пушек одинаково направлены как на Советский Союз, так и в сердце великого народа трудовой Германии, истекающего кровью, вынужденного в рабском безмолвии, ценою собственной жизни, утверждать господство своих оголтелых хозяев-фашистов. Несколько хороших бомб! Их нет. Только полукилограммовки, данные ему для демонстрации, годные больше для того, чтобы пугать, чем для уничтожения. Но, черт побери, и эта мелочь пригодится на то, чтобы остановить там внизу мерзкую гусеницу войны, чтобы заставить в панике метаться грузовики, чтобы выпустить и придорожные канавы содержимое сотен цистерн. Пусть это пока не те ягодки, которые обещал им Ворошилов, но кое-что Волков все-таки может сделать, не отвлекаясь от основной задачи.
Когда курс колонны слишком близко подошел к линейке автострады, на земле забесновались зенитки. Разрывы создали завесу, сквозь которую с воем неслись бомбардировщики. Тысячи разрывов, похожих на взрывы ручных гранат, засверкали в месиве застывших на дороге машин. Тысячи полукилограммовок сыпались с СБД. Стрелки нижних башен не отрывались от пулеметов. Сверху не было видно результатов атаки. Полыхали только языки пламени вокруг цистерн с бензином, керосином, нефтью. Тяжкая пелена черного дыма повисла над автострадой. На ней плясали багряные блики пожаров. Зенитки посылали залпы вслед пронесшемуся смерчу советских машин. Но истребителей не было. А именно их-то ждал Волков. Привлечь к себе как можно больше истребителей — в этом сегодня его задача.
Истребители не выходили навстречу СБД. Их не хватало у германского командования. Оно не могло оборонять авиацией всю территорию империи. Оно создавало заслоны на вероятных путях движения советских колонн. Оно готовило Волкову достойную встречу, когда он повернет на направление, которое генерал Рорбах принимал за цель его появления над Германией.
Волков понял это по-своему. Он решил, что германское командование разгадало в его движении простую демонстрацию. Мало ли каким образом оно могло это узнать?
Вплоть до агентурной разведки. Во время войны она у немцев усилена в десять, в сто раз.
Если это так, то немцы знают и то, что у него нет ни одной бомбы весом более полукилограмма. Они знают, что он не может принести существенного вреда ни Берлину, ни какому бы то ни было другому пункту. Если все это так, значит они бросили все резервы главного командования на сопротивление Дорохову. Значит, единственная верная задача, которую ставит перед Волковым обстановка, — немедленная помощь
