— Вы отказываетесь нам помочь?!
Геринг вскочил.
Гаусс, не поворачивая головы, уголком глаза следил за ним. Волнение министра говорило больше, чем тому хотелось бы. Как сказал Мольтке? «Армия является самым выдающимся учреждением государства, ибо только она делает возможным существование остальных учреждений того же государства: все политические и гражданские свободы, все завоевания культуры, финансы, самое государство существуют и падают вместе с армией». Да, Гаусс полагал, что в отношении Германии это было именно так и так должно было бы оставаться, хотя и во времена Мольтке прусские юнкеры, «капитаны» промышленности и банковские короли стали истинными хозяевами Германии и её армии вместе с генералами. Гаусс понимал, что как первые без вторых, так и вторые без первых не стоят ничего. Магнатам промышленности а плутократам нужна была вооружённая сила, чтобы держать в узде работающую на них Германию. Генералам нужны были деньги и для армии и для самих себя. В этом смысле они так же, как любой предприниматель, не отделяли интересов армии в целом от своих собственных. Крушение армии было бы их личным крахом — политическим и финансовым. Гаусс отлично понимал, что от решения, которое ему предстояло принять, зависело многое, если не все. Сохранят ли военные ту роль в стране, о которой говорил Мольтке, удержат ли генералы и сам он, Гаусс, то положение, какое всегда обеспечивалось им силою штыков? От правильного решения зависело то, что было недоступно пониманию Мольтке: падение или восхождение к вершинам власти ещё более полной, которая в мечтах каждого генерала, и Гаусса в том числе, простиралась далеко за пределы казарм, штабов и прусских наследственных латифундий — к банковским сейфам, к пакетам промышленных акций, к директорским кабинетам монополий и министерским портфелям. Что будет, если Гаусс откажет сейчас в помощи Гитлеру и его клике? Интересы дела диктуют необходимость протянуть руку помощи этому толстому фанфарону Герингу. Но сделать это нужно так, чтобы армия все же оставалась в стороне от драки. Она — единственная сила, способная в любой момент вмешаться на стороне тех, кто возьмёт верх.
Гаусс отчеканил:
— Мы не можем пойти на то, чтобы рейхсвер вышел на улицу. Но это не значит, что мы не имеем средств помочь вам. Оружие штурмовиков на время отпуска сдано на склады. Значит, первая задача: не дать им возможности получить оружие.
Геринг с интересом вслушивался в слова генерала.
— Второе: ваши эсесовцы располагают только лёгким ручным оружием, — продолжал генерал, — пистолетами и ограниченным количеством винтовок при почти полном отсутствии пулемётов.
— Совершенно верно.
— У вас всего несколько полицейских броневиков.
— Совершенно верно.
— Ни одной пушки.
— Вот именно!
— Все это я могу дать.
— Это может быть спасением! — сказал Геринг и в волнении прошёлся по комнате. Потом он остановился перед генералом, молча глядя в пол, как будто изучая узор ковра. Он не знал, должен ли открывать Гауссу карты.
— Я решаюсь открыть вам одно обстоятельство, которого вы не знаете, — сказал он. — Рем намерен вывести своих людей на улицу тридцатого июня. Мы не можем ждать, пока он соберёт их в кулак. Движение должно быть обезглавлено в зародыше. Мы должны взять их порознь. Фюрер избрал для этого ночь на тридцатое.
— Это ничего не меняет, — сказал Гаусс. — Рейхсвер останется в казармах… до моего приказа.
Геринг глядел на генерала, не в силах вымолвить ни слова. Потом приблизился к нему, крикнул:
— Но почему?!
— Car tel est notre bon plaisir[9], — иронически улыбнувшись, ответил Гаусс.
— А-а! Ждать и потом нанести последний удар побеждённому? Свой генеральский coup de grace?..[10] — Геринг угрожающе спросил: — Вы не дадите никакого приказа?.. Так вы никогда не выйдете отсюда!..
Неторопливым движением Гаусс поднялся с кресла и зашагал прочь.
Несколько мгновений Геринг глядел в прямую узкую спину удалявшегося генерала. Потом догнал его и, заглянув Гауссу в лицо, задыхаясь, спросил:
— А как же оружие?
Гаусс сверху вниз посмотрел на Геринга.
— Я пришлю офицера. Он составит список необходимого.
— Благодарю вас! — через силу выдохнул Геринг.
— Оружие будет отпущено эсесовцам из арсеналов Берлинского округа.
— Благодарю вас, — повторил Геринг и, натужась, распахнул перед Гауссом тяжёлую дверь.
23
Генерал Леганье вынул портсигар и закурил, придавая тем самым беседе менее официальный характер.
— Довольно трудная ситуация, не правда ли?
— Да, мой генерал, — ответил капитан Анри. — Информация становится все более противоречивой.
— Значит, атмосфера накаляется. Нужно не пропустить момента, когда наступит взрыв! — Генерал поднял взгляд на Годара. — Что у вас?
— В одну из моих контор поступили случайные сведения…
— Иногда они бывают ценнее плановых.
— На этот раз, мне кажется, именно так и есть: недавно открывшийся великосветский журнальчик «Салон» — почтовый ящик.
— Чей?
— Англичан.
— Точнее.
— Пока не могу утверждать, — ответил Годар, — но, судя по тому, что журнал финансирует капитан Роу…
— Опять Роу!
— Вот именно, мой генерал. Его служба, повидимому, заинтересовалась событиями, назревающими в нацистской партии.
— Ага! Наконец-то и англичане сообразили!
— Да, мой генерал! Они установили непосредственное наблюдение за штабом Рема. Но всё, что поступает от их агентуры, отныне проходит через мои руки.
— Точнее!
— Мой человек посажен в редакцию «Салона».
— Очень хорошо. Смотрите только, чтобы Роу с его фунтами не взял и этого человека на своё иждивение! — Генерал поверх пенсне посмотрел на капитана Анри. — Вам нужно держать связь с Годаром.
— Да, мой генерал.
Леганье вытянул перед собою руки и погладил полированную поверхность стола.
— Вот что, господа. — Генерал быстро окинул взглядом обоих офицеров. — Нам известно, что в чёрном списке Гиммлера значатся имена генералов Шлейхера и Бредова. Не только потому, что Шлейхер предполагаемый канцлер в случае удачи покушения на Гитлера, а Бредов его друг и доверенное лицо. В тысяча девятьсот девятнадцатом — двадцатом годах рейхсканцлер Гитлер значился в списках агентов нашего бюро. Фон Бредов служил тогда в разведывательном отделе рейхсвера. Ему стало известно, что Гитлер работает и на французов. В то время это Бредову, повидимому, не мешало, и он подшил доставшиеся ему сведения к личному делу ефрейтора Гитлера. Не знаю, с какою целью фон Бредов не выполнил позднее приказа об уничтожении этого личного дела, но факт остаётся фактом: эти документы — в руках генерала
