церковь!
— Битвы выигрываются пушками, а не кропилами!
— Кто же предлагает вам: «Откажитесь от огнемётов и идите на русских с распятием»?.. Но мы говорим: прежде чем пускать в ход огнемётчиков, используйте умных людей. В таком вот пиджаке можно даже прикинуться коммунистом, — Август пристально посмотрел в глаза брату: — Если вы этого не поймёте во- время, то будете биты.
— Ни одного из вас большевики не подпустят к себе и на пушечный выстрел.
Лицо Августа стало необыкновенно серьёзным.
— Нужно проникнуть к ним. Иначе… — Август выразительным жестом провёл себе по горлу.
— Э, нет! — протестующе воскликнул генерал. — Уж это-то преувеличено.
— Нужно, наконец, взглянуть правде в глаза, Вернер.
— В чем она, эта твоя правда?
— В том, что мы одряхлели.
— Меня-то ты рано хоронишь, себя — тем более.
— Я говорю о нашем сословии, может быть, даже больше, чем о сословии, — о тех, кто всегда управлял немецким народом, обо всех нас. Ваша, военных, беда в том, что у вас нет никого, кто мог бы трезво проанализировать современное положение до конца, во всей его сложности.
— Разве мы оба не признали, что конечная цель — подавить Россию — является общей для нас?
— Поэтому-то и хочется, чтобы вы были умней.
Август достал бумажник и из него листок папиросной бумаги. Осторожно развернул его и поднёс к глазам недоумевающего генерала.
— Что это?
Генерал взял листок. По мере того как он читал, лицо его мрачнело:
«…мы спрашиваем верующих: не имеем ли мы все общего врага — фюрера? Нет ли у всех немцев одного великого долга — схватить за руки национал-социалистских поджигателей войны, чтобы спасти наш народ от страшной военной угрозы? Мы готовы всеми силами поддержать справедливую борьбу за права верующих, за свободу вашей веры. В деле обороны от грязных нападок Розенберга и Штрейхера мы на вашей стороне…»
Генерал поднял изумлённый взгляд на брата:
— Тут подписано: «Центральный комитет коммунистической партии Германии».
— Приятно видеть, что ты не разучился читать.
— Этого не может быть! — воскликнул Гаусс. — Никаких коммунистов в Германии больше нет! Это фальшивка.
— Фальшивка? Нет! — Август рассмеялся. — Это подлинно, как папская булла.
— Открытое письмо верующим Германии?.. Откуда ты это взял?
— Разве это не адресовано в первую очередь именно нам, служителям церкви?
— Я ничего не понимаю, Август. Ты, фон Гаусс, ты, офицер, наконец, просто священник — и с этою бумажкой в руках! Это не поддаётся моему пониманию: протягивать руку чорт знает кому…
— А ты предпочёл бы, чтобы паства шла к ним без нас?
— К этим большевикам?.. Верующие? — Гаусс деланно рассмеялся.
— Они уже идут.
— Но… — Генерал растерянно развёл руками и снова посмотрел на листок. — Я не могу понять, куда же это ведёт?
— Прямо к ним! К коммунистам… Налей, пожалуйста, рюмку, тебе ближе!
Пока генерал наливал, Август бережно спрятал листок.
— Дай его мне, — сказал генерал.
— Чтобы ты провалил все дело? Нет, пока оно нам наруку, мы вас в него не пустим!
— «Мы, мы», — раздражённо передразнил Гаусс. — Мне совсем не нравится это «мы», словно ты уже там, с ними.
— Я должен «понять свои заблуждения» и от католиков перейти к коммунистам.
— Какая мерзость!
— Милый мой, ты, повидимому, никогда не читал Лойолы!
— Признаюсь.
— И напрасно: «Если римская церковь назовёт белое черным, мы должны без колебания следовать ей». Ad majofem Dei gloriam[1]. Я, собственно говоря, заехал сказать тебе, чтобы ты не удивлялся, если когда-нибудь услышишь, что я «раскаялся» и стал «красным».
— Август! — в испуге произнёс генерал.
— Этого могут потребовать тактические соображения: пробраться в среду коммунистов. Разве тебе не было бы интересно узнать, что там творится? Вижу, вижу: у тебя заблестели глаза! Увы, старик, это только мечты! Так далеко я не надеюсь пролезть, но кое-что мы всё-таки сделаем. Может быть, тебе придётся ещё когда-нибудь спасать от рук гестапо своего «красного» брата. — И Август рассмеялся.
Глядя на него, улыбнулся и генерал.
— А теперь говори, зачем ты меня звал? — спросил Август.
— Ты меня заговорил… — Генерал потёр лоб. — Вопрос прост: чтобы подойти к главной задаче — покончить с Россией раз и навсегда, нужно решить много предварительных задач.
— Это верно, — согласился Август. — Чем важнее цель, тем больше задач возникает на пути к ней.
— Вот здесь-то, на этом пути, у нас и возникли существенные разногласия.
— С кем?
Несколько мгновений Гаусс исподлобья смотрел на брата, будто не решался договорить. Потом сказал отрывисто:
— С Гитлером.
— Вот что!
— Да. Они там не хотят понять…
— Кто?
— Гитлер и его дилетанты, Йодль и другие, — с досадой, отмахнулся генерал, — не хотят понять, что нельзя бросаться на Россию, не покончив сначала с Францией и Англией.
— А ты?
— Я считаю, что сначала нужно очистить свой тыл, нужно поставить на колени Англию, Францию и других… — Гаусс сделал пренебрежительный жест.
Август задумался.
— Ты об этом и хотел меня спросить?
— Это очень важно.
— Для всего дела?
— И лично для меня.
— Тогда я тебе скажу: не спорь.
Лицо генерала побагровело:
— Я не боюсь…
— Дело не в этом… — Август вскочил и в волнении прошёлся по комнате.
— Говори же! — нетерпеливо сказал Гаусс.
— По-моему, они правы.
— Начинать с России?
— Да.
— Драться с нею, имея за спиною непокорённую Францию, неразбитых англичан? Вы все сошли с ума!
— А не кажется ли тебе, что именно неразбитая Франция, именно невраждебная Англия не только наш спокойный тыл, но и лучший резерв?
— Англия не успокоится, пока мы не будем уничтожены! Она спит и видит, как бы столкнуть нас с Россией.
— В этом-то и горе! А нужно втолковать англичанам, что все вопросы, все споры могут быть решены за
