срок да срок.
— Я-то согласен ждать…
— Но не ждёт твоё дело? Тоже верно. Вопрос об отношении этой Ванды Твардовской к проблеме «семья и государство, любовь и обязанность» — для тебя вопрос сегодняшнего дня,
— Нет, вчерашнего! — отрезал Грачик, возвращаясь к прерванной теме. — Ванда сказала матери, что ставит ей условие: запретить чужому человеку бывать у них или… или она пойдёт и все расскажет властям. Но это, как мы видели, стоило ей очень дорого… Разве не ясно: Линда передаёт разговор Квэпу. Тот не долго колеблется — дочь должна исчезнуть с их горизонта. Она может помешать плану диверсии. Можно, конечно, представить себе драму, происходящую на этой почве между Линдой и Квэпом. Все-таки — мать. Тигрицы, говорят, и те любят своих детёнышей.
— Ванда, кажется, не тигрёнок… — возразил Кручинин. — С твоих слов она стала мне симпатична.
— И в самом деле очень приятная девушка: умница, кажется, с хорошим сердечком. И собою — хоть куда.
— Но, но — ты не туда глядишь! Экий ты… право! От южного солнца, что ли?
Грачик досадливо отмахнулся, но лицо его отражало скорее удовлетворение чем смущение, когда он продолжал:
— Вероятно, происходит спор, и мать, наконец, усылает Ванду из Риги. Как выясняется, старые ленинградские друзья девочки, у которых она воспитывалась всю войну, — на юге. Обмен телеграммами. Ванде покупают билет на самолёт. Квэп не жалеет денег, лишь бы скорее избавиться от девушки. В Москве предстоит пересадка на Сочи. Мать готовит завтрак в дорогу. Приготовляет термос с чаем. Крепкий и сладкий чай, как любит Ванда. Квэпу ничего не стоит ввести сульфат таллия в булку, начинённую ветчиной, и в чай. Доза достаточна, чтобы убить девушку. Квэп боится её: она может сболтнуть лишнее и в пути, и своим друзьям в Сочи, и вообще она совершенно лишняя в схеме его жизни. Он вносит Ванду в список пассажиров самолёта под чужим именем и выкрадывает у неё документы. Если бы не телеграмма в дырявом кармане, мы не смогли бы узнать, к кому девушка летела на юг.
— Дальше все просто, — согласился Кручинин.
— Не так-то просто, — возразил Грачик. — Мать Ванды тотчас по отлёту дочери съехала с квартиры в Задвинье и больше в Риге не прописывалась. Лишь только теперь, когда мы узнали, что наша знакомая со старой мызы это и есть Линда Твардовская, мы смогли понять, что между делом Круминьша и покушением на убийство девушки существует связь.
— И ты построил свою версию? Эх, Грач, Грач! — в голосе Кручинина звучало разочарование. Не глядя на Грачика, он надел шляпу и вышел.
75. Находка Эммы Крамер
Если бы это повествование не было отчётом об истинном происшествии, то автору, может быть, и не было бы необходимости тратить время самому и отвлекать внимание читателей на знакомство с таким эпизодическим персонажем, как ночная гардеробщица гостиницы «Гауя» Эмма Крамер. Но, хотя Эмма Крамер была действующим лицом второго, а может быть и третьего, плана, она сыграла свою роль в деле Круминьша. Она одна из тех тоненьких, но необходимых спиц, без которых все дело расследования, может быть, и не смогло бы продвинуться с таким успехом, с каким это произошло, и потребовало бы большего времени для своего производства. Такими незаметными спицами в советской системе борьбы с преступлением являются граждане. Действенная помощь каждого советского гражданина в работе розыска и органов безопасности — залог их успеха. Эта особенность нашей системы была верно подмечена и хорошо охарактеризована ещё Феликсом Дзержинским в известном эпизоде с красноармейцем, явившимся незаметным и даже, пожалуй, невольным героем некоего важного разоблачения.
Эмма Крамер, сделав своё открытие, меньше всего думала о том, что явится героиней целого этапа в расследовании важного дела. Она, как обычно, на своём ночном дежурстве чистила верхнее платье постояльцев. Эмма была трудолюбива и бескорыстна. Ей и в голову не приходило, что кто-нибудь из жильцов должен поинтересоваться, почему его пальто, запылённое или забрызганное грязью с вечера, наутро оказывалось чистым. Она не считала, что делает лишнее, пришивая повисшую на нитке пуговицу пальто. Правда, она не стала бы делать этого для дам, но мужчин считала существами беспомощными и требующими ухода за собой.
В ту ночь, о которой идёт речь, Эмма, перечищая висевшее в гардеробе платье, дошла и до драпового пальто номера триста семнадцатого. И то, что одежда принадлежала жильцу семнадцатой комнаты третьего этажа, и то, что пальто было не по сезону тёплым, говорило Эмме, что постоялец не из богатых. К вещам таких людей она относилась с особым вниманием, хотя и возни с ними бывало больше, чем с другими, более нарядными, соответствующими сезону новыми вещами. Когда Эмма водила щёткой по полам весьма не нового пальто «№ 317», конец полы загнулся и больно ударил её по пальцу. А пальцы у Эммы, простуженные в годы оккупации, были очень чувствительны. Она с досадой отдёрнула руку, но потом ощупала полу, чтобы поглядеть, что причинило ей боль. Между драпом и подкладкой прощупывалось что-то твёрдое. Форма этого предмета была ей незнакома — маленький, вроде продолговатого цилиндрика. Решив, что этот предмет при случае может причинить боль и владельцу пальто, если ударит его на ходу по ноге, Эмма подпорола подкладку и вынула нечто, чего меньше всего ждала в те дни, в мирной обстановке своей тихой гостиницы: настолько-то Эмма была в курсе дела, чтобы безошибочно сказать: «пуля!»
Эмма осмотрела карманы пальто — они были без дырок. Значит, пуля не провалилась из кармана. Может быть, на этом интерес Эммы к находке и погас бы — мало ли для чего человеку может понадобиться старая пуля. Например, мальчишки собирают их на грузила для удочек. Но, продолжая чистить пальто, Эмма сделала второе открытие: на спине пальто оказалась дырка. Подумав, Эмма просунула в неё свою находку, и пуля упала вниз, в пространство между сукном и подкладкой. Тогда Эмма снова вынула её в пропоротое уже отверстие и положила уже не в карман пальто «№ 317», а в собственный фартук.
Утром, когда окончилось её дежурство, Эмма отправилась на перекрёсток улицы Кирова, Свердлова и Стрелковой — туда, где стоял на посту единственный знакомый ей милиционер. Он регулировал движение на этом сложном тройном перекрёстке. В глазах Эммы он был больше милиционер, чем любой другой милицейский работник Риги. Вечером, проходя на дежурство, Эмма раскланивалась с этим человеком и утром, возвращаясь с дежурства, она тоже раскланивалась с ним. Она не могла устоять против теплоты, разливавшейся по всему телу, когда видела этого стройного франта, с рыжеватыми бачками, спускающимися по щекам, с талией, туго стянутой широким поясом. Все на этом милиционере выглядело красиво и нарядно. Даже кожаная сумка, простая кожаная сумка, где лежали квитанции для штрафов с нарушителей уличного движения, выглядела так, как будто это была гусарская ташка[26], как их рисуют на картинках. А сколько было ремней, ярко начищенных и казавшихся лакированными, они перепоясывали в разных направлениях мундир этого человека!.. А блестящие сапоги, а лихо сдвинутая на ухо фуражка!.. Боже правый, бывают же на свете такие мужчины! Эмма была рада тому, что у неё есть законный предлог не только раскланяться с таким красавцем, а и посоветоваться о деле, в котором он должен понимать больше всех. Она показала ему пулю и тут же получила точное указание, в какую из комнат расположенного поблизости отделения милиции следует обратиться. Эмма не подозревала важности своей находки и только почувствовала большое облегчение, когда все было закончено и она сдала пулю уполномоченному уголовного розыска.
Пуля не доставила бы уполномоченному никакого удовольствия, если бы накануне того дня во все учреждения милиции не было разослано предупреждение, о котором Грачик говорил Кручинину. Сравнив полученную от Эммы пулю с изображением пули от пистолета Мартына Залиня, уполномоченный доставил её Грачику. Тотчас оперативная машина помчалась в гостиницу «Гауя».
Приложив палец к губам, Эмма показала Грачику пальто, висевшее на вешалке № 317. При взгляде на него Грачик едва удержался от возгласа торжества: в его воспоминании встал старый рыбак с протоки у озера Бабите: «Отличный пальто, серый пальто, совсем ряпой пальто». Вот оно — тут, перед глазами Грачика это «ряпое» пальто, о котором упомянула и Ванда Твардовская.
