— Странное недоразумение, — начал было он, но уполномоченный только строго взглянул на него, и Мутный поспешно закивал головой и осторожным движением, будто даже оно могло нарушить тишину, отёр вспотевшие от страха ладони о брюки.
Квэп ещё издали, едва перейдя проспект Булдури, стал приглядываться к тому, что делается вокруг. Он прошёл мимо нужного поворота и непринуждённо зашагал к морю. Только оттуда, укрываясь за соснами, повернул обратно к даче Мутного. Уже начав было обходить участок, заметил в заборе заднюю калитку, выходившую на дюны. В неё можно было войти, оставаясь невидимым с улицы. Калитка была не заперта. Квэп остановился, прислушиваясь, и даже, как волк, понюхал воздух. Он не замечал этого движения. Оно было инстинктивным и со стороны выглядело странно. Внимательно, не переступая границы участка, пригляделся к затворенным ставням. В них было что-то, что ему не нравилось. Силился вспомнить: не был ли вон тот ставень в окне второго этажа отворён утром, когда он делал разведку. Почему же он затворён сейчас так же, как все ставни первого этажа? Ведь с утра на даче никого не должно было быть!.. Квэп отступил за сосну и терпеливо стоял, не шевелясь. Малейший звук, раздайся он на даче, был бы ему слышен. Но там было тихо. Как вдруг Квэпу показалось, что в сердечке, вырезанном в подозрительном ставне, что-то шевельнулось — едва заметно, на один короткий миг… Квэп сунул сжатые кулаки в карманы пиджака с такою силой, что треснул шов на плече: — Почудилось или?..
Он продолжал наблюдать. И вот теперь уже был уверен: в отверстии сердечком — человеческий глаз. Может быть, наблюдатель просто моргнул. Но этого было достаточно. Квэп отделился от укрывавшего его дерева и, пренебрегая необходимостью скрываться, — теперь это, очевидно, уже не имело значения, — зашагал к главному проспекту. Все ускоряя шаги, он, незаметно для себя, даже побежал. Из-за забора какой-то дачи его облаяла овчарка. Спохватившись, перешёл на шаг. На проспекте Булдури огляделся; слева, от военного санатория медленно двигалось такси; у стекла — зелёный огонёк. Квэп шагнул на середину улицы и поднял руку.
— Быстро!.. — приказал он, вскакивая в заднее отделение кабины.
— Если далеко, придётся заправиться, — предупредил шофёр.
— Заправимся двадцать раз. Нажимайте! — раздражённо приказал он сквозь стиснутые от нервного напряжения зубы.
— Тут ограниченная скорость, — невозмутимо возразил шофёр, не увеличивая скорости.
Из-за поворота, ведущего к вокзалу Лиелупе, показались двое прохожих. Они были пьяны и, не обращая внимания на сигналы шофёра, остановились посреди дороги. Один из них поднял руку, желая задержать машину.
— Не смейте останавливаться! — приказал Квэп.
Чтобы не сбить пьяниц, шофёру пришлось резко затормозить. Пальцы Квэпа впились в его плечо. Горящими от ненависти глазами он смотрел на покачивающегося перед стеклом машины человека. Тем временем второй пьяный рванул дверцу и без церемоний влез на сиденье рядом с Квэпом.
— Не снимайте рук со спинки, — проговорил этот человек неожиданно трезвым голосом. В то же мгновение второй пьяный очутился рядом с шофёром. Не ожидая указаний, шофёр дал газ и свернул к вокзалу, но на первом же уширении дороги развернулся и полным ходом поехал обратно к даче Мутного. Квэп молчал: он понял все. Мысли остановились. Только пальцы все крепче впивались в спинку переднего дивана, пока рука соседа, быстро обшарив его карманы, овладевала пистолетом.
«Вот и все…» — подумалось Квэпу. Он без сопротивления вышел из автомобиля и пошёл к даче по аккуратно окаймлённой настурциями дорожке. Особенно хорошо запомнилось то, что фасад дачи выкрашен в жёлтую краску, а ставни обведены коричневой и зелёной полосой… Ставни!.. Поднял взгляд ко второму этажу. Подозрительный ставень был распахнут настежь.
87. Статья 55 УПК
Когда защитник, назначенный Квэпу, ознакомился с делом, он понял, что Квэп виноват по всем пунктам предъявленного обвинения и адвокату придётся поломать голову, чтобы найти доводы для защиты. При всей уважительности роли защитника в состязательном процессе адвокат не испытывал удовольствия от необходимости доказать право на снисхождение для заведомого врага народа, страны, государства и мира. Поступками и мыслями Квэпа руководил теперь единственный мотив — животный страх. Страх вытеснил все, вплоть до разумных доводов самосохранения. В таком состоянии Квэп был меньше всего способен откровенно рассказать обстоятельства дела. А только так адвокат мог разобраться в политическом смысле и в психологической обстановке преступления. Быть может, тогда опытному адвокату и удалось бы отыскать что-нибудь, говорящее в пользу обвиняемого. Но Квэп молчал.
— Хорошо, — сказал, наконец, адвокат. — Единственное, что я могу сделать в подобной обстановке, — найти повод для отсрочки дела. Это даст вам время прийти в себя и понять, что в ваших интересах рассказать мне все, а так… — адвокат развёл руками.
Квэп оторвал взгляд от пола и, исподлобья глядя на защитника, хмуро процедил сквозь зубы:
— Конечно! Вам заплатят за то, что выудите из меня признание.
Адвокат отбросил перо.
— Я обязан вас защищать. Понимаете: обязан! — с возмущением проговорил он. — Наш Уголовно- процессуальный кодекс обеспечивает вам защиту.
— Ну да, вы обязаны меня защищать. — Повторил Квэп. — Обязаны! — И понизив голос почти до шёпота: — Вытащите меня отсюда, и вы станете богатым человеком. Слышите: богатым! Поедете куда хотите, построите дачу у Чёрного моря. Настоящую виллу, такую, в которой приятно жить хоть сто лет. У вас будет капитал на всю жизнь. Вы оставите вашим детям столько, что им, как и вам, никогда не придётся работать. — Квэп говорил быстро. Брызги слетали с его губ. Адвокат брезгливо посторонился, но не мешал ему говорить. — А если боитесь — мы вытащим вас отсюда. Выбирайте страны, где хотите жить… Спасите меня, делайте что-нибудь; заплатите следователю, судье — всем, кому надо, сколько надо. Не стесняйтесь в деньгах. Только скажите, что вы меня спасёте… Что вы молчите? Боитесь продешевить?..
Он наклонился вперёд так, что едва не касался подбородком стола. Его глазки впились в лицо адвоката, рот был приоткрыт, дыхание с хрипом вырывалось из груди.
— Боюсь, мы не поймём друг друга, — ответил адвокат и покачал головой. — Если бы это не противоречило правилам советской адвокатуры — я бы попросил освободить меня от защиты.
— Трус! — злобно прошипел Квэп. — И тот, кто придёт вместо вас, будет такой же трус!.. Хорошо, что вам не удалось поддеть меня. «Откровенное признание!» Нет, нет, я ничего не говорил! Я ни в чём не виновен. Я никогда не совершал ничего дурного. Меня принимают за другого — я вовсе не Квэп!
Когда Квэп умолк, задохнувшись от душивших его злобы и страха, адвокат, стараясь скрыть охватывавшее его чувство презрения, повторил:
— Попробуем затянуть дело. Появилось новое обстоятельство — новый свидетель. Возбудим ходатайство о доследовании… — он терпеливо излагал свои соображения, но Квэп даже не смотрел на него. Заметив это, защитник собрал свои бумаги. Только когда стукнул отодвинутый им стул, Квэп поднял было голову, но тотчас же уронил её, и взгляд его остался тупо бессмысленным. Таким и только таким видели его следователь, прокурор, защитник. Несмотря на профессиональную привычку к типам, внешне, может быть, ещё более омерзительным, чем Квэп, адвокат не мог заставить себя без отвращения говорить с ним, советоваться, отыскивая способы спасения этой никому не нужной жизни. Чем ближе он знакомился с подзащитным, тем твёрже приходил к убеждению в его неисправимости. А какой смысл сажать безнадёжного нахлебника на шею народу? Ещё один иждивенец? Зачем возня с такими, как Квэп?.. Но тут же сам адвокат восставал против подобного допущения. Он был членом корпорации, чья обязанность — состязание с обвинением. В полную меру своих знаний и способностей защищая преступника от карающей десницы закона, адвокат способствует верному решению суда и действует на пользу обществу. Только проникнувшись подобного рода убеждением, можно было найти в себе силы защищать Квэпа.
