Глаза у нее почти закрылись – на лице отражалась предельная сосредоточенность.
– Среднестатистические черты лица – так их у нас называют – служат своего рода вехами, ограничивающими то сценическое пространство, на котором и разыгрывается физиономический спектакль.
Она понизила голос:
– Наверняка вы знаете, что Лафатер шифровал все, имевшее для него особую важность, – это было настоящей манией. Несколько недель назад я держала в руках папку, которую потом изучали вы, и обратила внимание на тот листок. На нем даже не было регистрационного номера. Только справа, в уголке, крохотная пометка: «Приложение ко второму фрагменту IV тома. А потом – наспех приписанная криптограмма: пара букв, знаки, числа.
– И что же дальше? – спросил я.
– Хм. Дальше появились вы. Я даже копию сделать не успела.
– Мне правда очень жаль.
– Затем я полистала четвертый том. Именно в нем Лафатер описывает измеритель лба!
Она поглядела на меня в упор:
– После всего, что мне удалось выяснить, я подозреваю, что Лафатер всю свою жизнь посвятил выведению формулы лица. Чего-то вроде
В ее голосе зазвучали призывные нотки:
– Для нас это могло бы стать отправной точкой Фундаментом, если хотите. Таким образом, исходя. из параметров лица, можно было бы, во-первых, оптимизировать его выражение и, во-вторых, уже руководствуясь им, формировать его мимические возможности. Нечто наподобие…
Я заметил, что она ищет моего взгляда. Но она его не находила – я успел углубиться в изучение красной лампочки с изображением золотого дракона, кусавшего свой собственный хвост.
– Я ведь ужр говорила вам: круг изучаемых нами вопросов весьма широк. Но пока лишь на эмпирическом уровне. Однако сейчас – этого я уж, по идее, никак не вправе рассказывать вам – мы работаем над новым проектом. Имя Зорро вам о чем-нибудь говорит?
– А как же! – Мне стоило большого труда не скорчить рожу. – Человек в железной маске.
– Верно. А если точнее, это программа, в которую возможно ввести более тысячи отличительных признаков лица. Кстати, на двести больше, чем в программу «Фантомас», которая и по сей день остается ведущей на мировом рынке. Она может найти применение в полиции или, скажем, выполнять функции электронного привратника. И в связи с этим стало ясно, что нам не обойтись без теории. Требуется определить что-то вроде идеальной формы человеческого лица, в сравнении с которой особенности каждой отдельно взятой физиономии считались бы отклонениями от нормы. Понимаете?
Да, теперь до меня хоть приблизительно стало доходить, о чем идет речь.
– Ведь человеческое лицо способно
Она упорно ловила мой взгляд.
– И тогда возникают трудности.
– Да, – подтвердила она. – Тогда приходится туго.
Вероятно, они ночи напролет двигали взад и вперед носы, брови, скулы и все остальное, что у нас там еще есть между шеей и волосами. Они без конца стряпали из отдельных запчастей новые лица, но даже не пытались приоткрыть завесу их тайны. Теперь же их компьютерная азбука себя исчерпала, и тут-то средоточием их надежд стала некая мракобесная формула лица – разрешение всех проблем.
Все это я понимал. Неясным оставался вопрос, как бы теперь поэлегантнее пойти на попятный. Со всей искренностью, на какую только был способен, я объяснил госпоже Сцабо, что на самом деле понятия не имею, где может находиться пропавший листок.
– Уверяю вас! У меня его нет! – воскликнул я и для пущей убедительности шутливо помахала в воздухе пустыми ладонями.
Она, впрочем, на шутку не отреагировала и вновь заговорила о том, что я-де должен понять, как важен для нее этот пропавший клочок бумаги. Возможно, я соглашусь поменять его на какую-нибудь другую из лафатеровских бумаг.
Я лишь покачал головой.
Только тогда она, похоже, смирилась.
Зато после этого я аккуратно засунул в бумажник ее визитку, активнейшим образом кивая. Непременно, заверил я ее, непременно свяжусь с ней, если мне вдруг удастся наткнуться на что-то, интересное для нее.
Она осталась весьма недовольна, это было видно невооруженным глазом. И вскоре выяснилось почему. Дело в том, что до нее дошли сведения о других компаниях – в перечислении, кстати, промелькнули названия нескольких крайне сомнительных, осознавших огромное значение
– Могу я теперь задать вам один очень личный вопрос?
– Да, – сказал я, – разумеется.
– Как вы относитесь к проблеме перпендикулярной линии лба?
Я высоко поднял брови. Как я отношусь к проблеме перпендикулярной линии лба? Вопрос, конечно, интересный…
– Думаю, вы понимаете, что, трактуя подобную тему, в одно предложение не уложишься.
Она кивнула:
– Да, я почему-то предполагала, что вы ответите именно так.
С улыбкой, но заметно разочарованная, она взяла свою сумочку.
Тощий китайский официант принес счет на чуть треснутой фарфоровой тарелке, поставил ее передо мной. Я медленно полез за бумажником, но госпожа Сцабо придвинула тарелку к себе и выложила на стол свою кредитку.
– «Пер Кон», – напомнила она.
– Спасибо, – поблагодарил я.
Китаец изобразил приторно-кислую улыбку и исчез вместе с кредитной карточкой.
На тарелке также лежали два кренделька со свернутыми листочками в качестве начинки.
– Что написано у вас? – полюбопытствовала г-жа Сцабо.
– «В сомнениях, – прочел я, дожевывая, – сокрыта жизнь». А у вас?
Она покачала головой:
– Видите ли, мы, кажется, случайно поменялись выпечкой. У меня ваш листок…
Она через стол протянула мне бумажку, и я развернул ее: «Сейчас позднее, чем ты думаешь».
– Кстати, меня зовут Магда.
Глава третья
Два дня спустя, в Цюрих-Клотен, в аэропорту.
Хафкемайер оставил мне сообщение в отеле: он будет очень рад встретиться со мной в 16.30. Примета, по которой я узнаю его, – «Кочевники расставаний».
Я расхаживал по ВИП-залу.
Индус, мирно спавший сидя, с идеально прямой осанкой, или по крайней мере делавший вид, что спит. Бармен, благоговейно складывающий бумажные розетки из светло-зеленых салфеток. Стюардесса, прошедшая мимо с голубым чемоданом на колесиках, – выглядело это так, будто она вела за собой жирного, послушного пса. «Эйр Мальта» в последний раз объявила господину и госпоже Штурценеггерам о посадке на рейс до Валетты. Бизнесмен, в черном пальто, возможно, банкир; с газетой на коленях, раскрыл