сообщил мне о распоряжении Геббельса включить весь оркестр в мобилизационный план обороны Берлина. Я позвонил Геббельсу и изложил мотивы, по которым не следует пополнять музыкантами ряды фольксштурма. На что министр пропаганды резко ответил: «Только благодаря мне этот оркестр достиг таких высот. Моя инициатива и мои деньги сделали его одним из лучших оркестров в мире. Те, кто придет после нас, не имеют на него никаких прав. Оркестр погибнет вместе с нами».
Вспомнив, как в начале войны Гитлер спас от мобилизации своих любимых артистов, я попросил полковника фон Позера объехать призывные пункты и уничтожить документы музыкантов. А для финансовой поддержки оркестра мое министерство организовало несколько концертов.
Своим друзьям я сказал: «Когда услышите «Романтическую симфонию» Брукнера, знайте, что нам пришел конец». Прощальный концерт состоялся ранним вечером 12 апреля 1945 года. Зал филармонии не отапливался, и зрители кутались в верхнюю одежду. Обычно в этот час электроэнергия не подавалась, но, в порядке исключения, я распорядился электричество не отключать, и, к изумлению берлинцев, зал был ярко освещен. Вначале по моей просьбе оркестр сыграл финальную арию Брунгильды и финал «Гибели богов» – весьма патетический и в то же время печальный выбор, символизировавший гибель рейха. После концерта для скрипки с оркестром Бетховена была исполнена симфония Брукнера, которую я особенно любил за поразительную красоту финала, напоминавшего совершенное архитектурное творение. Я не знал тогда, что не скоро еще мне доведется побывать на симфоническом концерте.
Когда я вернулся в министерство, мне сообщили, что звонил адъютант фюрера и велел немедленно перезвонить.
– Где вас носит? Фюрер ждет вас! – услышал я, набрав номер.
Увидев меня в бункере, Гитлер бросился навстречу с весьма редкой в те дни живостью и протянул газетную вырезку. «Вот, прочтите! В это просто невозможно поверить! – выкрикнул он. – Вот чудо, которое я всегда предсказывал. Ну, кто был прав? Война не проиграна. Прочтите! Рузвельт мертв!»
Гитлер все не мог успокоиться. Он видел в смерти Рузвельта доказательство того, что фортуна не покинула его. Геббельс и многие другие взахлеб восхищались предвидением фюрера и его верой в коренной перелом войны. История повторялась. После смерти русской императрицы наголову разбитый Фридрих Великий в последний момент одержал победу. В смерти Рузвельта – спасение Третьего рейха, непрерывно твердил Геббельс. Какое-то мгновение фальшивый оптимизм последних нескольких месяцев казался искренним, но когда спало возбуждение, Гитлер устало рухнул в кресло. Несмотря на благоприятный знак судьбы, я чувствовал, что он так и не обрел истинную надежду на победу.
Смерть Рузвельта породила бесчисленные фантазии. Несколько дней спустя Геббельс предложил мне – как пользующемуся доверием на буржуазном Западе – вылететь на встречу с новым президентом США Трумэном на одном из наших самолетов дальнего действия. Правда, подобные идеи исчезали так же быстро, как и появлялись.
В один из тех первых дней апреля я случайно заглянул в бывшую гостиную Бисмарка, где обнаружил доктора Лея в окружении большой группы людей. Там были Шауб и Борман, а также несколько адъютантов и ординарцев. Лей бросился ко мне со сногсшибательными новостями:
– Изобретены лучи смерти! Я изучил техническую документацию. Такой простой аппарат мы сможем изготовлять в огромных количествах. Никаких сомнений! Это оружие решит исход войны!
Борман согласно кивнул, и Лей, заикаясь, как обычно, поспешил найти виноватого:
– Разумеется, в вашем министерстве изобретение забраковали, но, к счастью, изобретатель обратился ко мне. Вы должны немедленно запустить этот проект в производство. Сейчас нет ничего более важного! – Затем последовал поток брани и обвинений моих сотрудников в некомпетентности и бюрократизме.
Все это было настолько нелепо, что я даже не потрудился возражать.
– Вы абсолютно правы, – сказал я. – Почему бы вам лично не заняться этим проектом? Я готов передать вам все полномочия, необходимые «комиссару по «лучам смерти».
Мое предложение восхитило Лея:
– Прекрасно. Я немедленно приступаю и в данном случае даже рад стать вашим подчиненным. В конце концов, я начинал свою карьеру химиком.
Я посоветовал Лею немедленно приступить к экспериментам, но использовать кроликов, которых разводили на его ферме, поскольку слишком уж часто применение лабораторных животных приводило к обманчивым результатам. Несколько дней спустя мне позвонил адъютант Лея и продиктовал список электрооборудования, необходимого для экспериментов.
Мы решили продолжать этот фарс. Я рассказал о «лучах смерти» моему другу Люшену, главе немецкой электроиндустрии, и попросил его найти всю необходимую изобретателю аппаратуру. Вскоре Люшен вернулся: «Я достал все, кроме автоматического выключателя. Не нашлось ни одного с требуемой скоростью прерывания тока, а «изобретатель» настаивает только на таком. Ни за что не догадаетесь, что я выяснил, – со смехом продолжал Люшен. – Этот прибор не выпускают уже лет сорок. Он упоминается в старом издании «Грэца» (учебника физики для средних школ), кажется, 1900 года».
Враг неумолимо приближался, а в высших кругах процветали дичайшие идеи. С полной серьезностью Лей выдвинул и такую теорию: «Когда русские надавят с востока, поток немецких беженцев будет столь мощным, что, сметая все на своем пути, затопит запад. Это будет великое переселение наций, и в результате мы завладеем западными государствами». Даже Гитлер высмеивал подобные бредовые идеи руководителя германского Трудового фронта, хотя в последние дни явно предпочитал его общество.
В первой половине апреля в Берлин неожиданно и незвано приехала Ева Браун. Она заявила, что больше не покинет Гитлера, и, хотя он уговаривал ее вернуться в Мюнхен, а я предлагал ей место в нашем курьерском самолете, она упрямо отказывалась. Все в бункере прекрасно понимали причину ее появления. И в переносном смысле и в реальности ее присутствие являлось предвестником неминуемой гибели.
Доктор Брандт, личный врач фюрера, входивший в ближайшее окружение Гитлера в Оберзальцберге с 1934 года, оставил жену и ребенка в Тюрингии, которую со дня на день должны были захватить американцы. Гитлер назначил заседание военного трибунала, в состав которого ввел Геббельса, руководителя гитлерюгенда Аксмана и генерала СС Бергера, а себе отвел роль обвинителя и верховного судьи. Он требовал смертного приговора, выдвигая против Брандта следующие обвинения: Брандт действовал, зная, что в Оберзальцберге его семья будет недостижима для противника, и, кроме того, он, надо полагать, послал секретные документы американцам, использовав жену в качестве курьера. Много лет руководившая секретариатом Гитлера Иоганна Больф разрыдалась: «Я его больше не понимаю». Приехавший в бункер Гиммлер успокоил встревоженное окружение фюрера: «До заседания трибунала необходимо допросить важного свидетеля, – и лукаво добавил: – Но его вряд ли найдут».
Я оказался в затруднительном положении, ибо 6 апреля перевез семью в поместье в окрестностях Каппельна в Гольштейне, подальше от крупных прибалтийских городов [323]. Теперь же подобные действия считались преступлением. Когда по поручению Гитлера Ева Браун спросила, где моя семья, я солгал, что жена и дети живут в имении моего друга недалеко от Берлина. Гитлер удовлетворился этим ответом, но взял с меня обещание переехать с ним, когда придет время, в Оберзальцберг. тот момент он еще намеревался руководить последним сражением из так называемой Альпийской цитадели[324].
Геббельс объявил, что, даже если Гитлер покинет Берлин, лично он желает встретить свою смерть в столице: «Моя жена и мои дети не должны меня пережить. Американцы используют их как пропагандистское орудие против меня». Однако когда я в середине апреля навестил фрау Геббельс в Шваненвердере, она не допускала и мысли о смерти своих детей. Через несколько дней я предложил ей в последний момент ночью подогнать транспортную баржу к причалу имения Геббельсов в Шваненвердере. Мы обеспечили бы достаточное количество продовольствия, чтобы она и дети прятались в трюме, пока баржу не прибило бы к западному берегу Эльбы. Однако фрау Геббельс отказалась; в конце концов ей пришлось подчиниться решению мужа.
После того как Гитлер заявил, что не намерен сдаться живым на милость победителям, ближайшее окружение стало наперебой уверять его, что им тоже не остается ничего иного, кроме как покончить жизнь самоубийством. Я же считал, что их моральный долг – предстать перед судом. В последние дни двое самых популярных офицеров люфтваффе Баумбах и Галланд разрабатывали вместе со мной фантастический план похищения главных соратников Гитлера, дабы помешать им совершить самоубийство. Как мы выяснили, каждый вечер Борман, Лей и Гиммлер уезжали из Берлина в окрестные деревушки, не подвергавшиеся
