Невидимая смерть ударила Славу в спину так, что он, пролетев оставшиеся до двери метры, ударился о неё лицом, грудью и плечами, осев на пол и оставив на белом дереве затейливый багровый иероглиф.
«Если это выстрелы, то почему так тихо?» — подумал Крот.
«Что происходит?» — озадачился Глеб Федорович.
А Толбоев почему-то подумал о том, какая классная жопа у кротовской секретарши Жанны.
Хмура, прыгнув через стол, повалил стоящего у окна Крота, рухнул на него сверху, прикрыв своим телом. Видя это, упали наконец на пол и Тихомиров с Толбоевым. И сейчас же просторный кабинет кротовской дачи словно взорвался. Демон разрушения плясал в нем, метался незримо из стороны в сторону, разнося в щепки мебель, превращая в дымящийся хлам компьютеры и навороченные видео- и аудиоагрегаты. Сыпалось на пол стекло, вихрились в воздухе, подобно снежинкам, изорванные в клочья листы бумаги.
А над лежащими посвистывали, жужжали невидимые пчелки. Пролетали с легким дуновением, охлаждали до озноба покрытые потом спины и — тук-тук-тук — жалили стены и потолок.
Вдруг всё стихло. Закончилось так же внезапно, как и началось, но бандиты ещё несколько минут лежали, вжав тела в паркет, прикрыв головы руками.
В наступившей тишине с оглушительным грохотом выпало из шкафа разбитое стекло. Зазвенело, дробясь, и тотчас раздался истошный крик Крота:
— Убейте его! Суки! Твари! Убейте его! — Федор Петрович, раня в кровь руки, заколотил пухлыми кулачками по усыпанному битым стеклом полу, засучил ногами, придавленный тяжестью Хмуровой туши. Внезапно он успокоился, совершенно нормальным голосом попросил: — Андрей Николаевич, слезь с меня, пожалуйста. — И уселся на полу у стены, опасливо косясь в окно, покрытое густой паутиной трещин.
Глядя на него, приняли сидячее положение Толбоев с Тихомировым и принялись дрожащими голосами заверять Крота в том, что немедленно примут все меры к ликвидации Грома. Крот ругался. Они кричали, размахивая руками и тряся щеками.
Их хриплую перебранку прорезал мелодичный голос Хмуры:
— Хрен вы его ликвидируете. — Начальник службы безопасности, усевшись в изрешечённое пулями кресло, неспешно лил водку в чудом уцелевший стакан с мартини. — Хрен вы его ликвидируете, толстожопые. Придется, видно, мне. Самому!
— Это почему не ликвидируем? — стараясь говорить твердо, произнес Гарик Оскарович.
— Почему ты?! — запетушился Тихомиров.
Хмура отхлебнул из бокала, причмокнул и еще долил водки.
— По четырём причинам: во-первых, вы уже пробовали и обосрались. Во-вторых, никакой он не лох и не чмо. — Хмура коротко посмотрел на все еще сидящего на полу Крота. — Он профессионал. В-третьих, он не один, я в этом уверен. Его кто-то страхует. Кто-то очень крутой.
— Откуда знаешь? — пискнул с пола Тихомиров.
— Интуиция, — пожал плечами Хмура и, одним глотком допив коктейль, со стуком поставил стакан на стол. В его кармане пиликнул мобильник. Хмура внимательно выслушал и спросил: «Куда их повезли?» Со словами: «С вашего позволения, я удалюсь», — пружинисто поднялся на ноги и направился к выходу.
— Подожди! — окликнул его Крот. — Ты назвал три причины.
Не останавливаясь и не оборачиваясь, Хмура бросил через плечо скатанный бумажный шарик и вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Гарик Оскарович подобрал белый комочек и расправил его. Там красовалась цифра «10».
— Он следующий, — с ужасом прошептал Толбоев.
Глава 6
Промозглый ноябрьский вечер, а заодно и весь предыдущий день были, безусловно, самыми ублюдочными в жизни Виктора Михеевича Рулева.
Началось все с того, что в три часа поступило сообщение о странном пожаре в доме старого врача Кацмана, который длился десять с небольшим минут и после которого от дома ровным счётом ничего не осталось. Около сгоревшего дома были обнаружены тела четырех бандитов и братьев Черенков…
Майор сам натаскивал близнецов, готовил их, не жалея денег, сил и времени, и никак не мог поверить в то, что два таких матёрых волкодава, как Вадим и Илья, подставились лоховатым «быкам» Крота.
Потом прибежал дежурный по отделению и, заикаясь от волнения, сообщил о звонке охранника дачного кооператива. Охранник просил прислать наряд на дачу Кротова, обстрелянную кем-то час назад.
Затем позвонил генерал Званцев, от встречи с которым Рулев увиливал, сказавшись больным, уже почти неделю. Старый пердун орал так, что вибрировала трубка. Он желал знать, что за бардак творится в его, Рулева, долбаном городе, какие приняты меры для пресечения долбаных беспорядков и почему до сих пор на свободе долбаный виновник этих беспорядков. Один раз он многозначительно «оговорился», назвав Рулева капитаном.
Самое интересное заключалось в том, что майор не мог вразумительно ответить ни на один из заданных вопросов.
Со страху майор ляпнул об имеющейся у вышеуказанного «виновника» видеозаписи, сделанной в одном интересном месте под названием «Красный фонарь» и имеющей отношение непосредственно к товарищу генералу.
Званцев, поперхнувшись, заткнулся на полуслове, минуту молчал, потом, тихо извинившись за нетактичное поведение, сообщил Рулеву о том, что тот отличный руководитель, что давно пора ему перебираться в район, а не сидеть в захолустье, и попросил принять все меры к скорейшему задержанию преступника.
— Только, прошу тебя, сделай это тихо! — сказал генерал и положил трубку, оставив майора в мучительном неведении.
Рулеву было хорошо известно, что Званцев как огня боится своей двадцатипятилетней супруги — стервы, которая, несмотря на молодость, мертвой хваткой держала генерала за его седые яйца.
Из-за этого генерал скорее всего тихо спустит дело «на тормозах», предоставив майору самому вылавливать Грома, но мог и запаниковать, желая быстрее получить компромат, вызвать спецназ, подключить федералов, и в этом случае Грому конец, тем более что Черенки были мертвы, а больше верных людей, способных прикрыть Алексея, у майора не было.
Невеселые размышления майора были прерваны шумом в приемной. Дверь в кабинет распахнулась, и на пороге появилась испуганная секретарша. Она открыла рот, собираясь что-то сказать, но в эту секунду за её спиной обозначилась огромная тень. Волосатые лапы схватили девушку под локти и легко, словно вещь, отбросили в сторону. В кабинет вошел Хмура, по-хозяйски огляделся и сел, поддернув стрелки на брюках, в жалобно заскрипевшее под его весом кресло. Он тяжело, в упор посмотрел на майора и своим девичьим голосом пропел:
— Отдай мне девку и черножопого.
— И ты здравствуй, Андрей Николаевич! — улыбнулся Рулев.
— Отдай, майор! По-хорошему прошу! — подался вперед Хмура.
— Ну-ка, ну-ка, попробуй по-плохому, а я посмотрю! — перестал улыбаться майор, и тут до него дошёл смысл сказанного Хмурой. — Постой, Боров, не гони! Какую девку?
— Не понимаешь, козёл, да?! Дуру гонишь?! Я ж тебя на куски… ментяра поганый! И семью твою! Отдай телку! — утробно захрипел Хмура, рука его скользнула к левой подмышке, нырнула под пиджак. Лицо бандита покрылось меловой бледностью.
«А ведь он смертельно боится чего-то!» — подумалось вдруг ни с того ни с сего Рулеву. Необъяснимым ментовским чутьем он уловил исходящие от бандита волны злобы и страха.
