дверь.
Скрипя зубами от натуги, принялся с трудом выбираться, выдираться, точно муха, из паутины своего вязкого кошмара.
— Да где же мы его тут найдём, — проговорил кто-то справа, совсем рядом, уже в этой реальности, в залитом говном подвале. Мелькнул луч фонаря.
— Слышь, Аркадий, он если и здесь, так, наверно, помер уже. Пошли отсюда, а то я щас блевану.
— Не, не мог он помереть, — говоривший чертыхнулся, ударившись обо что-то в темноте. — Живучий он.
«Это точно», — подумал Гром и сунул в рот предпоследнюю капсулу-стимулятор.
Ваха Килоев нагнулся, чтобы завязать шнурок и совершенно неожиданно провалился в жирную черную тьму, в которой время от времени проскакивали противные искры и плавали большие радужные пятна.
Идущий впереди Аркадий услышал за спиной глухой удар, не оборачиваясь, усмехнулся:
— Что, орел, ещё одну шишку на клюв посадил?
Не услышав ответа, он удивленно оглянулся и в узком луче фонаря увидел метнувшуюся к нему тень.
После темноты подвала хмурый день показался Аркадию ослепительно ярким. Жутко болел затылок и от этого мысли ворочались в голове туго, неправильно.
С тупым удивлением Аркадий заметил, что одет он почему-то в драный и грязный белый маскировочный халат, а к правой руке его намертво примотан проволокой его собственный «Макаров», правда, пустой, без обоймы.
— Беги, — прошептал кто-то сзади в правое ухо.
Загаев обнаружил, что стоит у выхода из подвала. Он хотел обернуться, чтобы спросить, куда бежать, где Ваха и ещё много чего, но не смог вымолвить ни слова. Его рот был плотно забит вонючим тряпьем. Державшие его сзади за плечи железной хваткой руки не давали обернуться.
— Беги! — прохрипел голос, и Аркадия с силой толкнули в спину.
Пулей вылетев из подвала, он нелепо покружился на месте и, неуклюже размахивая рукой с привязанным к ней пистолетом, побежал к старому дому за сгнившим забором.
— Резина у ней широченная, мишленовская, кажись, а диски литые, а… — Водитель неожиданно замолчал и растерянно спросил: — Фонь, смотри, чего это, а?!
Чистящий ногти лезвием ножа Фоня Зверь с неохотой оторвался от своего занятия.
Он уже почти продумал изящный, по его мнению, план по изъятию изумрудной чудо-машины с литыми дисками, с таинственным названием «Лексус». Машины, которую, по праву сильного, он уже считал своей и которая, в силу досадного недоразумения, находилась в данный момент у какого-то чухана.
Хмуро посмотрев в лобовое стекло, с изумлением увидел бегущего к их машине, спотыкающегося на каждом шагу человека. Невысокого. Коротко стриженного. Сутуловатого. В грязном белом маскировочном халате. Нижнюю часть лица бегущего скрывал клетчатый шарф, а в руке у него был пистолет.
— Он! Бля буду, он! — выдохнул Фоня.
— Он! — не веря своим глазам, Али смотрел из-за забора на коротко стриженного человека с пистолетом в руке, который, нелепо спотыкаясь, бежал прямо на бандитские машины. Али поднес к губам рацию и тихо сказал: — Огонь.
Фоня Зверь тоже прохрипел в рацию:
— Всем… По лоху… Огонь. — Затем странно дернулся, мотнул головой, словно отгонявшая муху лошадь, и вылетевшие мозги его густо забрызгали стекло.
Джип задрожал, как в лихорадке, сотрясаясь от пронизывающих его пуль.
Ошалевший водитель, с ужасом глядя на труп Фони, привалившийся к окровавленной дверце, подумал, что не придется уже Зверю сесть за руль зеленого «Лексу-са». Он вытащил пистолет и прямо через лобовое стекло успел пару раз выстрелить в бегущего, прежде чем пуля клюнула его в левый бок.
Аркадий Загаев уже почти добежал до почерневшего от старости забора, когда, поравнявшись с тремя огромными черными машинами, стоявшими в ряд на краю тротуара, словно бы наткнулся на невидимую стену.
Что-то сильно ударило его под сердце, и сильный, колющий иголками холод разлился у него в груди. Он чувствовал еще толчки в спину и в грудь, но уже не обращал на них внимания, потому что справа от машин, на детской площадке с поломанными разноцветными лесенками и покосившимися качелями, он увидел свою жену.
Одной рукой Ирис призывно махала Аркадию, а другой держала за руку маленькую девочку в белой пуховой шапочке, розовом комбинезончике и белых сапожках.
Он в очередной раз споткнулся, упал, попытался встать и не смог. Тогда он пополз к детской площадке, а пули всё жалили и жалили его, а он всё полз и полз.
— Гром! — закричал Али, глядя как человек в красно-белом маскхалате, судорожно дёргаясь, ползёт, оставляя на снегу яркий алый след, к убогой детской площадке. Вот он приподнялся, помахал кому-то рукой и упал лицом в грязь.
Али деловито вщелкнул в автомат полный рожок, передернул затвор и, встав во весь рост, неторопливо пошёл к бандитским машинам, безостановочно поливая их свинцом. Он никому не приказывал идти за ним. Это было его личное дело. Однако его люди поднялись вслед за ним, волчьей стаей окружили огрызающиеся огнем джипы и в упор расстреляли их.
Подойдя к распростертому на окровавленном снегу неподвижному телу, Али перевернул мертвеца на спину и сдёрнул широкий клетчатый шарф. Минуту он бесстрастно смотрел. Лицо его, по обыкновению, ничего не выражало.
— Подгоняйте машины. Уходим, — коротко произнес он в рацию, а сам все всматривался в счастливо улыбавшееся лицо Аркадия Загаева.
Дмитрию Корнееву, холостому, беспартийному москвичу, было двадцать три года от роду. Его стаж работы в милиции составлял два года, но, несмотря на это, Диман, как звали его сослуживцы, уже успел поучаствовать в одной перестрелке и двух задержаниях и поэтому имел все основания считать себя уже матёрым, тертым ментом.
Однако сейчас он пребывал в растерянности, не зная, как относиться к заданию, которое выполнял в данный момент, сидя за рулем сине-белого милицейского «Форда».
Вчера, уже в конце рабочего дня, его вызвал в к себе в кабинет начальник отдела и включил Диму в группу сопровождения и охраны каких-то важных шишек из управления на время их поездки в маленький подмосковный Мухосранск.
Группа сопровождения и охраны состояла из самого Димы и флегматичного пожилого капитана Заикина.
Выехали с утра. Всю дорогу за окнами машины по обе стороны ухабистого под-. московного шоссе стеной стоял угрюмый, заснеженный лес…
Дима лихо крутил баранку, постоянно поглядывая в зеркало заднего вида на идущие сзади два черных «мерса».
Он то увеличивал, то уменьшал скорость, проверяя, не висит ли кто на хвосте. Взревывал сиреной, распугивая с дороги частников.
— Н-не гони и не д-дёргайся. Начальство этого не любит, — невнятно сказал капитан Заикин. Как бы оправдывая свою фамилию, он действительно немного заикался. Помимо этого, в данный момент он завтракал.
Положив для удобства на колени автомат, капитан развернул фольгу, и в салоне сразу же разлился восхитительный запах жареной курицы.
Холостяк Дима, чей завтрак состоял сегодня из чашки кофе и сигареты, покосился на напарника, сглотнул слюну и спросил: