заезжай сюда. Оттянешься со Светкой по полной программе. Бесплатно… в виде премии.
В ночь с пятницы на субботу приснился Грому сон. Будто сидит он за праздничным столом у себя дома и учит младшего братишку Серёжку, как ловчее выщелкивать обойму из газового пистолета, который он, Гром, привез мальцу из Чечни.
Мама, радостно раскрасневшаяся, кутается в подаренную узорную шаль и испуганно ахает, пытаясь отобрать у Серёжи опасную игрушку. Она сидит рядом с Алексеем, гладит его по плечу, целует в рано поседевший висок, все старается дотронуться до него, словно не верит до конца в его возвращение. Она улыбается, но слезы текут по ее разом помолодевшему лицу.
— Господи, Лёшенька, похудел-то как.
— Не реви, мать, — важно прерывает её отец. — Чай, не в санаториях твой сын прохлаждался. Главное, что живой, а мясо нарастёт.
Гром видит, что отец тоже очень взволнован. Чтобы скрыть волнение, Иван Михайлович надевает очки с толстыми стеклами. Бережно держа драгоценный подарок Грома в искалеченных ранним артритом пальцах, отец медленно разбирает гравированные золотом на чубуке иностранные буковки.
— «Дунхил», — уважительно произносит он.
— «Данхил», батя, — смеется Гром. — Надо говорить — «Данхил»…
— Ты меня поучи ещё, — бурчит Иван Михайлович в седые усы, но видно, что он очень доволен подарком.
— Как написано, так и говорю.
— А где у нас Олька? — внезапно спохватывается Алексей. — Я ей тоже знатный гостинец привёз.
За столом повисает тяжелая, неловкая пауза.
— Так нет её, — как-то растерянно и вроде бы даже с укором говорит отец.
— Как нет, почему? — недоумевает Гром.
— Потому что мы мёртвые, Лёшенька, — тихо говорит мать. — А она живая. Мёртвые с живыми не живут.
Только сейчас Алексей с ужасом замечает, что между ним и близкими словно повисла пелена. Он хочет прикоснуться к плечу матери, но рука вязнет в туманной дымке. Гром видит смертную синеву вокруг материнских глаз и губ, видит, как отслаивается плоть с отцовских пальцев, держащих трубку, и белеет сквозь гниль сахарно-белая кость.
— Ты присмотри там за Оленькой, Лёша. Плохо ей. Умрет она скоро, если не поможешь ей! — говорит мать, голос её становится все тише, тоньше. Вскоре он слышит только тихий звон. Потом — тишина. Опять звон.
Из-за двери слышен сонный голос Софьи Эрастовны:
— Сеггей, немедленно возьмите тгубку.
Окончательно проснувшийся Гром придвигает поближе стоящий на тумбочке у кровати телефон и вслушивается в потрескивающую тишину. Сознание пронзает дикая мысль — вот сейчас он снова услышит материнский голос. Но вместо этого незнакомый, хрипловатый баритон вежливо спрашивает Сергея Юрьевича:
— Это я, чего надо? — не очень вежливо отвечает Гром.
— Ла Фудр. Тайник. Сообщение, — медленно и раздельно произносит голос. Звучат гудки отбоя.
Недоуменно пожав плечами, Гром кладет трубку и вновь погружается в сон. И там, на грани яви и сна, Алексей возвращается в прошлое.
Вспомнилось и приснилось ему, как сбегали они с Витькой Рулевым с последнего урока, забирались на древний дуб, стоявший на школьном дворе, и, подложив под тощие зады портфели, открывали зачитанную до дыр книгу Рафаэля Сабатини «Одиссея капитана Блада».
И пел соленый ветер в ветвях-мачтах. И плыли мальчишки, плавно покачиваясь, по бескрайнему зеленому морю листвы. Они называли старый дуб именем пиратского корабля — «Ла Фудр», что в переводе с французского означало «Молния». В неприметном дупле дерева друзья оставляли друг другу тайные послания.
В эту ночь Гром уже не уснул. Он до самого утра ворочался в постели, пытаясь догадаться, что же хочет сообщить ему майор таким странным способом.
Утро выходного дня выдалось на редкость мерзкое. Холодный ветер с трудом ворочал в воздухе мокрую снежную крупу, которая совсем не хотела летать, а оседала под ногами вязкой кашей. Тяжелые, свинцово-серые тучи низко нависли над крышами.
Проклиная на чем свет стоит Тихомирова, которого в выходной день, с утра куда-то несут черти, Гром остановил машину у подъезда шефа. Алексей вылез из тёплого салона «Мерседеса», и его сразу же пробрал до костей противный мелкий озноб.
— Заболеваю я, что ли? — стуча зубами, пробормотал Гром. Он поднял воротник и вытянул из кармана мятую пачку сигарет, по привычке подозрительно косясь на стоящие у подъезда старенькие «Жигули»-«копейку» с тонированными стеклами. Алексей зажал в зубах сигарету, но на ветру спичка погасла, не успев загореться.
Чертыхнувшись, Гром отвернулся, сутулясь, подставив ветру спину, скрыл в ладонях трепетный огонек и поэтому не увидел, как за его спиной бесшумно опустилось затемненное стекло.
Глава 3
— Когда был звонок? Почему не сообщили сразу же? — задушенным, свистящим шепотом сквозь зубы процедил Магомедов. Лицо бизнесмена побагровело от гнева, он рванул ворот шёлковой сорочки и бросил в рот таблетку валидола.
— Вчера вечером, в 22.15, — съёжился секретарь. Избегая встречаться взглядом с Магомедовым, молодой человек рыскал глазами по сторонам, словно искал в просторном кабинете место, способное укрыть его от хозяйского гнева. Ничего, по-видимому, не найдя подходящего, секретарь потупился и, глядя на носки своих сверкающих туфель, забормотал:
— Нурсултан Дамирович, но вы же сами вчера распорядились, что у вас важная встреча и чтобы не беспокоили вечером…
— Распорядился, да?! — с усталой ненавистью посмотрел на секретаря дагестанец. — А я тебе, козлу, не говорил, что вся информация по Лобанову должна поступать ко мне немедленно, в любое время дня и ночи? — Магомедов поморщился и помассировал левую сторону груди.
Вчерашняя встреча с деловыми партнерами, по обыкновению плавно перешедшая в бардак с девками, сауной и неумеренными возлияниями, сегодня напоминала о себе мучительной головной болью. Сердце то принималось бешено колотиться, то норовило остановиться совсем.
Магомедов поднял больные глаза от лежащей перед ним записки на застывшего в почтительной позе молодого человека:
— Информацию проверили?
— Дважды, — быстро кивнул секретарь. — Наши люди в милиции и в банде Крота подтверждают факт передачи кассеты.
— Значит, так. — Магомедов попытался сосредоточиться, но мысли разбегались, пульсировала боль в затылке от предчувствия непоправимой беды. — Направь наших лучших людей в этот долбаный городишко. За Лобановым круглосуточное наблюдение. Охранять, как меня. В случае угрозы его жизни мочить гадов, не думая. Деньги, оружие, крыша — на твоё усмотрение. На всё про всё тебе сегодняшний день. Лобанова предупрежу сам… если он ещё жив. Пока свободен. — Секретарь бросился к двери, и Магомедов крикнул ему вслед: — И помни, урод! Если не уберёжешь его, ты труп!
