Без окон, без дверей

— Нашел, что искал?

— Не совсем.

— Стыд и позор, — пробормотала она. — Может, не там ищешь. — Ее губы, язык, зубы были окрашены розовым, словно она пила вишневый ликер, смешанный с микстурой от кашля. — Значит, пока не вышло?

Скотт сунул некролог Г. Г. Маста в боковой карман.

— Материалов много, не знаешь, с чего начинать.

— Может быть, моя тетя Полина поможет, — сказала Колетта. — Местный авторитет по скандалам и городским легендам. Точно знает, кто где похоронен.

— Где она?

— Наверху. — Колетта махнула рукой на дом. — Пошли.

Скотт и Генри последовали за ней по извилистой дорожке, вымощенной скользкими плитами, вошли через двустворчатую стеклянную дверь прямо в парадную гостиную. Мебель идеально расставлена, устрично-серый ковер расстилается безупречными бесшовными волнами. В комнате влажно, как в оранжерее, жаркий воздух приторно сладок от смешанных ароматов импортных южных цветов. Скотт почти приготовился увидеть шмелей, перелетающих с лепестка на лепесток. Сквозь цветочные запахи пробивается искусственная сладость сиропа и сахара. Колетта остановилась у бара, вытащила почти пустой графин с чем-то красным, налила высокий стакан до краев.

— Выпьешь?

В стакан шлепнулся кружочек лайма, руку забрызгали капли.

— Р-ромовый пунш-ш, — выговорила она заплетающимся языком.

— Нет, спасибо.

— Чего-нибудь другого? — Схватила с полки длинную бутылку водки, плеснула на два пальца, позвенела кубиками льда и сунула ему.

Скотт перехватил стакан, чтобы не расплескался.

— Давай за мной.

Поднялись по винтовой лестнице, запомнившейся с его первого и единственного визита, кружившейся живописными витками в открытом пространстве, наполненном цветочной пыльцой. Колетта цеплялась за перила, как коричневый паук-отшельник, ведя их на площадку и по коридору к закрытой двери. Коротко постучала, подождала ответа, еще стукнула:

— Тетя Полина! Летти гостей привела.

Изнутри не донеслось ни звука. Она повернула ручку, распахнула дверь. В огромной спальне доминировала затейливая кровать с пологом, где на горе подушек возлежала крошечная старушка в прозрачном белом пеньюаре. Глаза ее сверкали, возможно от старческого слабоумия. Рядом с кроватью старомодное кресло-коляска. Плотные шторы преграждают доступ остаткам дневного света, где-то играет биг-бэнд — оркестр Бенни Гудмена, Джина Крупы, Гленна Миллера или Каунта Бейси исполняет популярную композицию. Стены увешаны театральными сувенирами в рамочках — билеты, рекламные снимки, программки и вырезки из газет, рецензии и объявления. Поставив стакан и поближе рассматривая фотографии, Скотт решил, что хотя бы на некоторых присутствует сама Полина, когда она была гораздо моложе и напоминала Барбару Стэнвик, хоть и не столь внушительную.

— Тетя Полина, позволь тебе представить моего приятеля Скотта Маста и его племянника.

Женщина кукольных размеров села, прикурила сигарету от золотой зажигалки величиной с боевую гранату, закашлялась, разогнала дым миниатюрной ладошкой и одарила Скотта кривой, но искренней улыбкой, которая только чуть-чуть поблекла, когда она его как следует разглядела.

— Кажется, я вас знаю.

— Наша семья давно живет в городе.

— Нет, — сказала тетя Полина, — именно тебя. Помню, ты принес Колетте бальное платье перед тем, как… — Она стукнула себя в висок кривым пальцем, бросила на него косой взгляд с прищуром, не совсем доброжелательный. — Такое не забывается.

Колетта хмыкнула, резко запрокинула стакан, и на щеке осталась розовая полоска от ободка.

— Скотт интересуется местной историей.

— Да?

— Ищет некую Розмари Карвер.

Глаза тети Полины сверкнули в облаке дыма.

— Ох, — сказала она, — несчастная умершая крошка.

— Вы о ней слышали? — спросил Скотт.

— В каждом городе есть свои призраки, — объявила Полина, не трудясь оглянуться на внучатную племянницу. — Розмари… Я сказала бы, ангел, малышка, преждевременно взятая на небеса.

— Что с ней произошло?

Полина ответила не сразу. Сладострастно докурила сигарету, окутавшись густым облаком.

— Она исчезла.

— Из местной семьи?

— По-моему, они явились откуда-то издалека.

— Сколько ей было лет, когда она исчезла?

— Думаю, двенадцать, максимум тринадцать — невинное дитя. Ягнята часто отбиваются от стада. Не правда ли, Колетта?

— Правда, тетушка, — ухмыльнулась та.

— А ее родители? — допытывался Скотт.

— Мать умерла при родах. Отец… Роберт… был школьным учителем. Неприятный тип во всех отношениях.

— Почему?

Из облака дыма донесся вздох.

— Этот субъект вошел в пословицу. Ученики боялись его до ужаса. Был у него в классе мальчишка по имени Майрон Тонкин, сын солдата, по слухам, настоящее дьявольское отродье. Обожал подглядывать за девочками в уборной. Однажды мистер Карвер увидел, как он шпионит за его собственной дочерью. Причем парень не просто смотрел, если ты меня понимаешь.

— И что? — Скотт приготовился к худшему. — Он избил мальчика?

Тетя Полина покачала головой.

— Нет. Просто поговорил. Минут пять. До сих пор никто точно не знает о чем. По свидетельствам, олух вернулся в класс бледный как смерть. Стоял и смотрел в пустоту, вытянув перед собой руки. Сначала думали, будто он притворяется, глядя в пространство, натыкаясь на стены и парты, потом поняли, что в самом деле ослеп.

— Мистера Карвера допрашивали?

— Нет, конечно, — сказала Полина, облизав губу. — Он только сказал, что парень наконец-то избавился от порочной привычки. В определенных кругах шли слухи, высказывались предположения, что мистер Карвер… что-то с ним сделал, но никаких официальных обвинений не предъявлялось. Дальше были другие, не столь драматичные случаи: одна девочка, неисправимая сплетница и ябеда, внезапно начала жестоко заикаться. Еще одного паренька, хулигана, любившего мучить животных, насмерть затоптала отцовская лошадь. Все они обладали определенными недостатками, и все так или иначе исправились.

Полина помолчала, оглядывая спальню, и Скотт вдруг осознал, что музыка давно умолкла.

— В любом случае Карвер ушел из школы после исчезновения дочери. Кое-кто нашептывал, что он сам навлек беду на свою голову после того, что сделал с мальчишкой Тонкином.

— Якобы сделал, — уточнил Скотт.

— Мистер Маст, вас наверняка учили, что правила этикета не позволяют перебивать старших. — Тон старушки нисколько не изменился. — Карвер грозил похитителю дочери еще более страшными карами.

— Зачем надо было кому-то причинять вред маленькой девочке?

— Зачем кому-то вообще надо причинять вред другому? — Полина пожала плечами. — Кровь за кровь, око за око.