Цена нелюбви

— Кев, есть хочешь? — предложил ты, когда Роберт ушел. — Или содовой?

— He-а. Пойду к себе. Выйду, когда будет не так стыдно. Лет через пятьдесят. — Не в пример театральной меланхолии грядущих недель, он казался искренне подавленным. Словно страдал от затянувшегося чувства несправедливости, свойственного теннисисту, который доблестно сражался в парном турнире, но проиграл из-за неумелого партнера.

Ты стал деловито убирать грязную посуду в посудомоечную машину, слишком сильно гремя столовыми приборами.

— Бокал вина?

Я отрицательно покачала головой. Ты пристально взглянул на меня; я всегда выпивала бокал-другой перед сном, а этот вечер был особенно напряженным. Но вино развязало бы мне язык. А я все еще не чувствовала в себе сил открыть рот. Мы уже переживали подобную ситуацию, а я так и не избавилась от дурных предчувствий; я точно знала, что повторять ее не следовало. То есть мы не могли бесконечно крутиться в столь разных параллельных вселенных без того, чтобы в конце концов не оказаться в совершенно разных местах уже в самом земном, самом буквальном смысле слова.

Мой отказ от бокала вина ты воспринял как враждебность, как вызов устоявшемуся распределению ролей: я была семейным любителем алкоголя, ты довольствовался пивом.

— Неблагоразумно было извиняться перед Пагорски после слушаний, — начал ты после мстительного глотка пива. — Это может сыграть на руку защите, если дело закончится судом.

— Дело не закончится судом, — сказала я. — Мы не станем выдвигать обвинения.

— Ну, я сам предпочел бы не подвергать Кевина такому испытанию. Однако, если школьный совет разрешит этой извращенке преподавать...

— Так больше не может продолжаться. — Даже я не была вполне уверена, что имела в виду, хотя чувство было очень сильным. Ты ждал моих пояснений. — Дело зашло слишком далеко.

— Ева, что зашло слишком далеко? Не тяни, говори.

Я облизала губы.

— Раньше это по большей части касалось нас. Моя стена, оклеенная картами. А потом разные мелочи... вроде расчесанной экземы. Однако теперь все серьезнее: глаз Селии, карьера учительницы. Я не могу смотреть на это иначе. Даже ради тебя.

— Если карьера этой дамочки под угрозой, ей некого винить, кроме самой себя.

— Я думаю, мы должны послать его в пансион. Какой-нибудь старомодный пансион со строгими правилами. Никогда не представляла, что скажу это, но, может, даже в военное училище.

— Что? Наш сын подвергся сексуальному насилию, а ты хочешь наказать его учебным лагерем? Господи Иисусе! Если бы какой-нибудь подонок приставал к Селии, ты бросилась бы в полицейский участок заполнять заявление! Ты названивала бы в «Нью-Йорк таймс» и в десяток групп поддержки жертв насилия. Тебе и в голову бы не пришла какая-то школа в Аннаполисе; ты никогда не отпустила бы Селию от своей юбки!

— Потому что, если бы Селия сказала, что к ней кто-то приставал, то в реальности положение было бы гораздо более угрожающим. Селия скорее позволит какому-нибудь грязному уроду годами трогать ее, чем станет навлекать неприятности на милого человека.

— Понимаю! Типичные двойные стандарты. Когда лапают девочку, это ужасно: спрячьте подонка за решетку. Но когда женщина соблазняет мальчика, о боже, как ему повезло, это его первый опыт, держу пари, он чертовски наслаждался! Ну, только то, что мальчик реагирует — чисто физический рефлекс, — вовсе не значит, что он не подвергся унизительному насилию!

Я прижала указательный палец ко лбу.

— Пусть мне повезло в бизнесе, но я никогда не считала себя очень умной. Истоки ума Кевина следует искать в другом месте. Ты должен по меньшей мере допустить возможность того, что это садистское обвинение — ложь.

— Только потому, что Ленни Пуг все наврал...

— Ленни не наврал, он просто не выучил свою роль. Он ленив и, похоже, паршивый актер. Однако Кевин отлично вымуштровал остальных мальчиков.

— Чушь собачья!

— Он не должен был называть ее «некрасивой». — Я содрогнулась от воспоминаний. — Он повернул нож в ране.

— Какая-то нимфоманка соблазняет нашего сына, а ты думаешь только...

— Он сделал одну ошибку, ты не заметил? Он сказал, что она заперла дверь. Потом он заявил, что «выбежал» после того, как она сделала с ним то, что хотела. Видишь ли, те двери не запираются изнутри. Я проверила.

— Большое дело! Она не буквально заперла дверь! Он очевидно чувствовал себя в ловушке. И уж если на то пошло, зачем Кевину понадобилось сочинять эту историю?

Я пожала плечами:

— На этот вопрос я ответить не могу. Но все сходится.

— С чем?

— Со злобным и опасным маленьким мальчиком.

Ты пристально посмотрел на меня:

— Ну, я не могу понять, кого ты пытаешься оскорбить — меня или его, или это какое-то неосознанное самобичевание.

— Сегодняшняя «охота на ведьм» была слишком мучительной. Можем исключить самобичевание.

— Ведьмы — миф. Педофилы реальны, как грех. С первого взгляда на ту психопатку можно сказать, что она нестабильна.

— Она типична. Она хочет, чтобы ученики ее любили. Она завоевывает их расположение, нарушая правила, выбирая пикантные пьесы и употребляя на уроке неприличное слово. Может, ей даже нравится, что они таращатся на нее немного, но не такой же ценой. И нет ничего незаконного в трогательности.

— Он же не сказал, как Ленни Пуг, что она раздвинула ноги и упрашивала его, не так ли? Нет. Ее просто немного занесло. И она перешла границу. Он даже не снимал брюки. Я могу представить, что произошло. Это-то меня и убедило. Он не мог придумать ту часть о «через джинсы».

— Интересно, — сказала я. — Именно это убедило меня в его лжи.

— Не понял.

— Через джинсы. Это была рассчитанная достоверность. Правдоподобие было тщательно разработано.

— Давай проясним. Ты не веришь его истории, потому что она слишком правдоподобна.

— Вот именно, — спокойно согласилась я. — Он может быть злым и коварным, но его учительница английского не ошиблась: он чертовски умен.

— Неужели у тебя создалось впечатление, что ему нравилось давать показания?

— Конечно нет. Он гений.

И тогда это произошло. Ты упал на стул напротив меня. Ты достиг последней черты не только потому, что я считала Кевина беспринципным подлецом, а не непонятым святым, и ты не мог разубедить меня. Все было гораздо хуже. Масштабнее. Твои щеки обвисли, как вскоре я увижу у твоего отца, когда он поднялся по лестнице из подвала. Как будто все твои черты были искусственно подтянуты гвоздями, которые вдруг одновременно отскочили. В тот момент ты словно сравнялся возрастом со своим отцом.

Франклин, я никогда не представляла, сколько энергии ты тратишь на поддержание фантазии о нашей счастливой семье с мелкими проблемами, кои только делают жизнь интереснее. Может быть, в каждой семье имеется человек, чья работа — фабриковать эту привлекательную упаковку. Как бы то ни было, ты неожиданно подал в отставку. Мы неоднократно заводили подобный разговор с той укоренившейся преданностью, которая каждое лето приводит другие супружеские пары в один и тот же дом отдыха. Однако в какой-то момент такие пары, должно быть, оглядывают до боли знакомый коттедж и признаются друг другу: «На следующий год мы обязательно испробуем что-нибудь другое».