Цена нелюбви

— Нет. Я не понимаю. Класс Кевина необычайно талантлив, и я думала, что нам всем очень весело. Я уделяла много индивидуального внимания...

— Похоже, что у Кевина проблема именно с индивидуальным вниманием.

— Я со всеми учащимися занимаюсь индивидуально!

— О, мисс Пагорски, будем надеяться, что нет, — печально сказал Стрикланд. Раздались смешки. — Далее вы заявляете, что не приглашали Кевина остаться после уроков?

— Отдельно нет. Я объявила всему классу, что, если они хотят после уроков репетировать в моем кабинете, я предоставлю им такую возможность.

— Значит, вы все-таки пригласили Кевина остаться после уроков. — Пагорски быстро и бессвязно залепетала, но это Стрикланда не остановило. — Вы когда-либо восхищались внешностью Кевина?

— Возможно, я что-то говорила о поразительных чертах его лица, да. Я пытаюсь внушить своим учащимся уверенность...

— Как насчет декламации «с помощью диафрагмы»? Вы это говорили?

— Ну да...

— И вы клали вашу ладонь на его грудь, чтобы показать, где находится диафрагма?

— Возможно, но я никогда не касалась его...

— Или ниже спины, когда «улучшали» его осанку?

— Возможно. Он горбится, и это разрушает его...

— Как насчет отрывка из «Коня»? Его предложил Кевин?

— Я порекомендовала.

— Почему не из «Нашего города» или Нила Саймона, не таких скабрезных?

— Я пытаюсь найти пьесу, близкую учащимся, в которой говорится о том, что для них важно...

— О сексе.

— Ну, среди прочего, конечно... — Она разволновалась.

— Вы называли содержание этой пьесы эротичным?

— Может быть, возможно, да! Я думала, что драма о подростковой сексуальности и вызываемом ею замешательстве близка...

— Мисс Пагорски, вас лично интересует подростковая сексуальность?

— А кого нет? — воскликнула она. (Кто-то должен был одернуть бедняжку. Уж очень настойчиво она рыла себе могилу). — Но «Конь» не откровенно эротичен, это всего лишь символизм...

— Символизм, который вы жаждали объяснить. И вы говорили о конях с Кевином?

— Конечно, пьеса...

— Вы говорили о жеребцах, мисс Пагорски.

— Ну, мы обсуждали, почему они стали повсеместными символами половой потенции...

— И что же делает их такими символами?

— Ну, они мускулистые и очень красивые. И сильные, и ловкие...

— Как мальчики-подростки, — язвительно закончил за нее Стрикланд. — Вы когда-либо привлекали внимание к конскому пенису? К его размеру?

— Вероятно. Как можно это проигнорировать? Но я никогда не говорила...

— Да, совершенно ясно, что некоторые не могут это игнорировать.

— Вы не понимаете! Они молоды и быстро теряют интерес. Мне необходимо было что-то делать, чтобы им не было скучно!

Стрикланд словно только этого и ждал.

— Да, хорошо. Похоже, вы в этом преуспели.

Смертельно побледневшая Пагорски повернулась к нашему сыну:

— Что я тебе сделала?

— Именно это мы и пытаемся выяснить, — вмешался Стрикланд. — Но мы выслушали еще не все показания, и у вас будет возможность ответить. Леонард Пуг?

Ленни пошептался с Кевином и вразвалочку подошел к центральному стулу. Я уже не сомневалась, что вот-вот кто-нибудь из парней начнет извиваться в агонии — ах, Пагорски вселила в него злой дух.

— Леонард, ты тоже встречался с преподавательницей театрального искусства после уроков?

— Да, похоже, она не может обойтись без конференции, — сказал Ленни со своей мерзкой ухмылкой. Его нос снова воспалился, левая ноздря покраснела и распухла. Ленни недавно коротко постригся и с одной стороны выбрил букву «Z». Когда я спросила его, что означает эта буква, он сказал «Что угодно», на что мне пришлось указать, что тогда надо было выбрить букву «Ч».

— Можешь рассказать нам, что случилось?

— Точно как сказал Кевин. Я думал, мы просто порепетируем, и все. Вхожу я в класс, а она закрывает дверь. На ней очень короткая юбка, ну почти видно ягодицы. — Ленни слегка переигрывал.

— А вы действительно что-то репетировали? — спросил Стрикланд, хотя Ленни явно не нуждался в подсказке. Более того, подробности оказались его сильной стороной.

— Мы действительно кое-что репетировали! — заявил Ленни. — Она сказала: «Ты сидишь в заднем ряду. Я смотрю на тебя и иногда становлюсь такой мокрой, что просто невмоготу!»

Похоже, Стрикланда стало подташнивать.

— Делала ли мисс Пагорски что-то, что казалось тебе неприличным?

— Ну, вот как она сидит на краю своего стола? Ноги широко разведены. Я подхожу к столу и вижу, что на ней нет трусов. Как широко открытое забрало. Все красное и волосатое и ну, вы знаете... капает...

— Леонард, давай просто придерживаться фактов... — Стрикланд массировал лоб.

Отец Ленни крутил свой галстук; рыжеволосая обвиняемая закрывала лицо руками.

— В общем, она говорит: «Хочешь? Я смотрю, как топорщатся твои штаны, и не могу убрать руки от своей киски... »

— Пожалуйста, следи за своей речью! — сказал Стрикланд, делая отчаянные знаки стенографистке.

— «...Если ты немедленно не разделаешься со мной, мне придется засунуть этот ластик в мою дырку и довести себя до оргазма!»

— Леонард, достаточно...

— Девчонки здесь довольно неподатливые, поэтому я не собирался отказываться от бесплатной киски. Ну, я ее и трахнул прямо на столе, и слышали бы вы, как она умоляла дать ей пососать меня...

— Леонард, немедленно сядь на свое место.

Всем было неловко. Ленни потащился к своему стулу, а Стрикланд объявил, что совет для одного вечера наслушался достаточно, и поблагодарил всех за то, что пришли. Он снова предупредил, чтобы мы не распускали слухи до принятия решения. Нас известят, какие меры будут приняты по этому делу.

Только после того, как мы втроем погрузились в твою машину, ты сказал Кевину:

— Знаешь, твой друг выставил тебя лжецом.

— Идиот, — проворчал Кевин. — Я не должен был рассказывать ему, что произошло с Пагорски. Он во всем меня копирует. Просто мне необходимо было с кем-то поделиться.

— Почему ты сразу не пришел ко мне? — спросил ты.

— Это было непристойно! — сказал Кевин, обмякнув на заднем сиденье. — Я совершенно растерялся. Не надо было никому рассказывать. Ты заставил меня это сделать.

— Наоборот. — Ты обернулся к нему. — Кевин, если поведение твоей учительницы выходит за рамки приличий, я хочу об этом знать. И я хочу, чтобы школа об этом знала. Тебе нечего стыдиться. Разве что твоего выбора друзей. Ленни — лжец. Тебе следовало бы держаться от него подальше.

— Да, — сказал Кевин. — Как от Китая.

За весь обратный путь я не вымолвила ни слова. Когда мы приехали домой, я предоставила тебе поблагодарить Роберта за то, что он усыпил Селию без моих сорокапятиминутных уговоров. Мне не хотелось ни на секунду открывать рот, как не хотелось бы проткнуть даже самую маленькую дырочку в надутом шарике.