– И о каком же наказании пойдет речь, Мейда? Вам наверняка это известно. Вы не отпустили бы своего друга из совета от телефона, пока он не ответил бы вам. В чем заключается наказание? Нам обоим предложат покинуть школу? Именно это состряпали вы и ваши друзья из совета?
Под конец голос Кэролайн задрожал. У Мейды хватило храбрости смотреть ей прямо в глаза, когда она ответила просто:
– Да.
Глава 28
Кэролайн перегнулась через стол с ярко голубой скатертью в ресторане «Раддиччо» и крепко сжала руку Дэниела:
– Я просто вне себя! Я чувствую себя одиннадцатилетней девчонкой, которая, по мнению некоторых взрослых, еще слишком глупа и неспособна понять, что ее изнасиловали. Надеюсь, что о некоторых вещах я знаю больше, чем кто-либо другой, и меня бесит, когда кое-кто убежден, что разбирается в них лучше меня.
– Кто это пытался сказать тебе, что я тебя изнасиловал? – Дэниел в ответ тоже крепко сжал ее руку. – Элфрида Франклин?
– Да. – Кэролайн внезапно схватила свободной рукой хлебную палочку и стала ее яростно грызть. Знаешь, декан Франклин моложе меня по меньшей мере на десять лет, но она сочла своим долгом объяснить мне, что ты заставил меня заняться с тобой сексом, пусть даже я и думала, что иду на это добровольно. По ее мнению, я неспособна постичь нашего изначального неравенства в этой ситуации. – Кэролайн покачала головой. – Мне нужно выпить вина. Я еще вся киплю.
– Что ты ей сказала? – улыбнулся Дэниел, нежно поглаживая указательным пальцем ее руку.
– Что мне не нужна помощь, когда я выбираю себе друзей, а если она мне и потребуется, то к ней я не обращусь. – Кэролайн нахмурилась. – Я пыталась объяснить ей, что действовала не по принуждению и что если я сегодня решу больше с тобой не встречаться, то ты не станешь давить на меня и требовать, чтобы я передумала.
– Ну… – неуверенно сказал Дэниел. – Сомневаюсь, чтобы я так просто взял и ушел. Пожалуй, разок- другой я все же постучался бы снова в твою дверь.
– Да, а я могла бы барабанить в твою. Здесь нет неравенства! Я могла бы закатить тебе сцену в твоем доме посреди ночи, если бы ты меня захотел бросить, но ты не преследуешь меня, а я не стараюсь выцарапать из тебя оценку. Это приводит меня в настоящее бешенство! – Кэролайн почувствовала спазм в желудке. – Я столько сил положила на учебу в твоем классе, а Элфрида Франклин считает, что для получения хорошей оценки мне надо было переспать с тобой! И тогда я взяла ее на пушку.
– Даже боюсь спорить, что ты сделала.
Дэниел знал, что Элфрида Франклин достаточно расчетлива, чтобы стоять на своем, не обращая внимания на слова Кэролайн. По мнению Элфриды, стоило пожертвовать отдельной личностью ради принципа. Если Кэролайн и Дэниела надлежит наказать за неофициальное общение друг с другом, хотя по отношению к таким зрелым людям это правило выглядит глупо, то пусть так и будет.
На факультетских собраниях, где в течение двух лет разрабатывали и утверждали эти правила, Элфрида четко определила свою позицию. Такое правило необходимо. Оно призвано уберечь юных, неопытных студентов от сексуальных хищников факультета, жертвами которых они могут пасть. С неизменным лицемерием Элфрида всегда добавляла, что говорит о хищниках, разумеется, чисто гипотетически. То, что в роли жертвы она представляла только представительницу женского пола, а в роли хищника – только мужчину, казалось Элфриде подтверждением реалистичности ее позиции, а не отражением ее феминистских убеждений.
– Я сказала ей, что расспрашивать меня, с кем я встречаюсь и чем мы с ним занимаемся, значит бесцеремонно вторгаться в мою личную жизнь. – Кэролайн подняла свой бокал с вином и, не сделав ни глотка, поставила его обратно. – А потом я сказала, что подам в суд на администрацию школы, если она попытается наказать меня за мое поведение.
Дэниел покачал головой. Проявляя ради нее несвойственное ему самому благоразумие, он не хотел и думать о всех тех неприятностях, расходах, гласности, с которыми придется столкнуться Кэролайн, исполни она когда-нибудь свою угрозу. Он сам дважды подумал бы, прежде чем бросить вызов грозной Элфриде Франклин, но Кэролайн, которая, как студентка, могла потерять значительно больше, сразу вступила в бой.
– Я восхищаюсь твоим мужеством. Но, думаю, ты могла бы не проявлять такую… непреклонность. – Он посмотрел на упрямую линию подбородка Кэролайн и решил повременить с благоразумными советами. – Что же сказала на это Элфрида?
– Прочитала лекцию на тему старого юридического правила «тяжкие преступления требуют сурового наказания». О том, что если они спустят это мне ввиду моего преклонного возраста, то не смогут выступить в защиту какой-нибудь молодой женщины, которая будет в ней нуждаться. Она сказала, что я окажу плохую услугу всем женщинам.
– Ты тоже так думаешь? – Дэниел испытывал двойственное чувство. Студенты не участвовали в обсуждении проведения такой политики, но на факультете устроили голосование, и это решение распространялось и на него. Он сам голосовал за это, помня о некоторых своих коллегах, заставлявших уйти из школы студенток, с которыми они имели любовную связь, когда это начинало грозить неприятностями. – Ты не считаешь, что кто-то, скажем, возраста Тессы, нуждается в защите собственной неопытности?
Некоторое время Кэролайн молчала, потом пожала плечами и грустно взглянула ему в глаза:
– Я не могу быть настолько беспристрастной. Я по-настоящему разозлилась, что за мной шпионят. Что декан юридической школы выслушивает самые гнусные и низкие сплетни, подхваченные на базаре, и реагирует на них, словно это данные под присягой свидетельские показания. Меня такие вещи приводят в бешенство! Что нас с тобой собираются судить, будто мы совершили какое-то преступление, что ты можешь потерять свое положение в университетских кругах и даже свою работу. Это неправильно, Дэниел. И меня не волнует, что подобная политика хороша по отношению к некоторым восемнадцатилетним девочкам. К черту ее, когда дело касается меня! И я чертовски возмущена!
– Успокойся, любимая, я на твоей стороне. – Дэниел взял ее за руку. Он еще не видел Кэролайн такой разъяренной. И эта ярость была вызвана принципиальным несогласием. Кэролайн готова была сразиться с деканом Гриерсоном, профессором Франклин и кем угодно, кто бы ни угрожал ее свободе поступать так, как она находит нужным. – Я считаю, что ты права, когда дело касается тебя.
