Тем более гладить простыни мужчине, который заигрывает с другими.
Она взглянула на Бордена. И что заставляет мужчину думать, будто его должна обихаживать жена, которую он предал?
– Я так и знал! Это ты ее надоумила. Это твоя вина, Кэролайн. Ты нарассказывала ей какой-нибудь чепухи вроде того, что я бегал за тобой по кабинету. – Лицо Бордена пылало злостью. – А теперь она собирается подать на развод и станет врачом, или ветеринаром, или еще кем-нибудь там. И в этом виновата ты.
Кэролайн покачала головой. Она отхлебнула содовой и попыталась не рассердиться:
– К планам Лиз я не имею никакого отношения. Но если тебя интересует мое мнение, то пожалуйста: она имеет полное право найти себе более приятное занятие, чем менять тебе простыни.
Борден печально поглядел на нее:
– Я дал тебе работу, когда ты в ней нуждалась. И вот чем ты отплатила мне.
– Я всегда буду благодарна тебе за всю ту помощь, которую ты оказал мне, Борден. Поверь, я знаю, скольким тебе обязана. – Она набрала в грудь побольше воздуха. – Но Лиз ведь тоже моя подруга. Я могу только порадоваться за нее, раз она строит такие планы и пытается найти дело по душе. Я хочу также, чтобы и ты был счастлив. Лиз – яркая, талантливая женщина. Она годы потратила на то, чтобы присматривать за тобой и детьми. Если она хочет теперь сделать что-то и для себя
Кэролайн медленно поднялась. Почему-то ей хотелось стоять на ногах, если гнев Бордена вдруг выплеснется наружу:
– Ты помог мне, Борден. Почему же ты не можешь помочь Лиз?
В наступившей тишине Борден выбросил недоеденный бутерброд в мусорную корзину:
– Не знаю. Мне она нравилась такая, какая была. Она удивительна. Всегда сногсшибающе выглядит, помнит всех моих клиентов, смешивает тоник с водкой именно так, как мне нравится. А теперь она хочет разрушить брак и сделать карьеру. И все из-за тебя. Ты подействовала на нее, как чертов героин, Кэролайн!
– Борден, послушай. Не я послужила причиной раздора между вами. Я никогда не говорила Лиз о…
Кэролайн оборвала себя на полуслове, припомнив разговор на вечеринке по случаю Рождества. Вольно или невольно, но она в тот вечер дала Лиз совет. Борден прав: она вмешалась в их взаимоотношения, хотя это вовсе не ее дело.
– Замечательно. Ты невиновна. Ты – само совершенство, образец для подражания, идеал домохозяйки средних лет. Давай, расклеивай по стенам свой портрет! Из-за какого-то пустяка отшила мужа и теперь ищешь, кто бы мог заменить его на этом чертовом поприще. Ты – вечная угроза, Кэролайн! – Борден вскочил и перегнулся через стол. – Я хочу заполучить свою жену обратно! Скажи ей, что была неправа. Заруби это себе на носу, Кэролайн, или…
Воцарилась гулкая тишина.
– Или? – негромко спросила Кэролайн.
– Ты уволена.
Его голос эхом разнесся по комнате: уволена, уволена, уволена.
Кэролайн почувствовала, что ее лицо застыло.
– Я не в силах сохранить твой брак, Борден. Я его не разрушала. Это сделал ты. И будь я на твоем месте, я бы сделала все возможное, чтобы вернуть жену. Вот мой тебе совет. И если после этого ты не хочешь, чтобы я здесь работала, я уйду сегодня же после обеда.
Руки у нее тряслись, и она засунула их в карманы своей серой юбки.
– Нет, я не хочу, чтобы ты уходила, – произнес Борден низким, мрачным голосом. – Я просто хочу, чтобы ты поговорила с Лиз.
– Но что ей сказать?
– Только то, что есть на самом деле. Попробуй надавить на ее чувства.
– На чувства?
– Да. Ты знаешь. Скажи ей, что так нельзя. Расскажи, что сама не покупаешь новых нарядов и что вынуждена была отказаться от клуба.
– Откуда ты про это узнал?
Голос Кэролайн опустился до шепота. Опять о ее жизни знает весь город. Господи, сможет ли она хоть когда-нибудь исчезнуть из поля зрения? Неужели отныне каждый ее шаг будет вызывать шушуканье и слухи?
В голове у нее промелькнула мысль о Дэниеле, о том, какие разговоры вызвала бы огласка их взаимоотношений. Она вздрогнула. «Слышали про Кэролайн Фолкнер? У нее шуры-муры с одним из ее профессоров. Я всегда говорила, что она пошла в юридическую школу только для того, чтобы отхватить себе мужика. И что самое интересное: он моложе ее! Ох уж эта Кэролайн Фолкнер! Ей палец в рот не клади».
– Об этом все знают, девочка моя. Да и у меня глаза есть. От меня не укрылось, что на вечеринку ты явилась в старом голубом платье.
Кэролайн не хотела обсуждать свой гардероб. Она сказала лишь:
– Ума не приложу, что я могу сделать, Борден. Я не хочу оказаться между вами как меж двух огней. Вы сами должны поговорить друг с другом, без моей помощи.
