совсем недавно между ними произошло, он свел к действию, которое она могла бы совершить с любым мужчиной, могла ежедневно совершать с мужчиной по имени Питер.
Она поняла его оговорку и слега поправила его:
— Это не был секс.
Он сел рядом с ней на кровать, и его снова потянуло заняться с ней любовью. Захотелось прикасаться к ее плечам, трогать между ног. «Вот так проходит медовый месяц?» — подумал он. Он этого не знал, потому что у него никогда не было настоящего медового месяца: Регина почти постоянно плакала из-за ребенка, которого потеряла за неделю до свадьбы. Это было как поминки — нескончаемое оплакивание. По правде говоря, он испытал облегчение, слишком быстро поняв, что это притворство.
— Ты обещал мне прогулку, — сказала она, коснувшись его.
Они шли по городу рука об руку, глядя на восточную резьбу и серебряные украшения суахили. Но они не видели ни этих резных работ, ни украшений, перед их глазами было только прошлое, недавнее прошлое, его жена или ее муж, дома и квартиры, в которых никогда не жили, и только раз, пронзительно, — будущее, где был их ребенок, хотя будущее, непознаваемое и невообразимое, было для них пустым местом. Он не мог не думать о словах «только один день» и «только одна ночь» и был на грани того, чтобы переступить черту между вероятным и возможным. Но не сделал этого, опасаясь, что любой план, который может причинить боль другим людям, отпугнет Линду. Это была задача на вычисление — как быть вместе, не вызывая катастрофы, которую Томас не мог решить, чувствуя, что от напряжения его сопротивляющийся мозг каменеет и голова становится пустой.
Они пообедали в «Петлиз» и, хотя не были голодны, заказали слишком много еды: закуску с омарами, суп из жерухи, курятину в кокосовом соусе. Они задержались, когда большинство посетителей уже ушло, и оставались долго после того, как озадаченный официант забрал их едва тронутые блюда. У них было слишком много напитков (удивительно, в этом она его обогнала), и они сидели до тех пор, пока Томас не поднял глаза и не увидел, что обслуга ждет, чтобы уйти на перерыв. Он встал, слегка одурманенный алкоголем (четыре порции виски), и предложить сходить в Шелу — безумная идея в середине дня после выпивки, когда по пути нет никакого укрытия. В действительности ему хотелось вернуться в спальню с цветами жасмина, вдавленными в подушки, и заснуть, крепко прижимая ее к себе.
Они пошли в сторону Шелу, следуя написанным от руки указателям; потом их вез военный грузовик по засыпанным песком дорогам. Они сидели на скамейке в кузове грузовика, и она ненадолго заснула, положив голову ему на колени. Пока они ехали до пляжа, у нее обгорело плечо — платок потерялся у ювелирного прилавка или в «Петлиз». Они сидели на веранде «Пепониз» — единственного отеля на пляже, пили воду и ели грейпфрут — все-таки они проголодались, — ив тени туман в голове рассеивался.
— Как ты сюда добралась? — спросил Томас. Раньше он был слишком занят собственными мыслями, чтобы представить себе все ее приготовления.
— Я приехала из Малинди.
— Наверное, это было целое приключение.
Линда посмотрела в сторону, вероятно уже зная, какой будет следующий вопрос.
— Почему Малинди?
Она помедлила с ответом.
— Там Питер, — сказала она.
То, что она находилась на побережье с Питером, было фактом не более примечательным, чем, скажем, то, что он покинул Регину только сегодня утром. Тем не менее это взволновало его.
Линда не стала больше ничего уточнять. Она отпила воды. Вода была в бутылках, не такая, как в доме, где они остановились. Он вспомнил, как, мучимая жаждой, она выпила там почти целый кувшин воды.
— Именно поэтому ты должна возвращаться завтра? — спросил он, хотя спрашивать смысла не было. Ответы, какими бы они ни были, причинят боль. Единственный ответ, который мог его удовлетворить, — если бы она сказала, что никогда не оставит его.
Но, возможно, Линда была умнее или более трезво смотрела на их будущее, и поэтому ничего не сказала. И сама не задавала никаких вопросов. Ее волосы, распустившиеся, когда они занимались любовью, были снова уложены в узел, и по виду неумело, наспех собранного узла он понял, как, должно быть, тщательно готовилась она к их встрече.
— Тут ничего не поделаешь, — произнесла она.
Ревность сжала ему грудь.
— Ты спала с ним прошлой ночью? — спросил он, потрясенный собственным вопросом. Она скрестила руки на груди. Оборонительная поза.
— Томас, не надо.
— Нет, серьезно, — продолжал он, хотя дураку было ясно, что нужно остановиться. — Ты спала с ним прошлой ночью? Я просто хочу знать.
— Зачем?
— Чтобы выяснить свое положение. — Он вытащил пачку сигарет из кармана рубашки, которая во время ходьбы насквозь промокла. Пара напротив пила «Пиммз». Он позавидовал их безмятежной скуке.
Она посмотрела в сторону.
— Значит, ты все-таки спала с ним, — угрюмо проговорил Томас, глядя в свой стакан с водой. Ему было стыдно или страшно — он не мог сказать точно. Он уже целый день сходил с ума от ее тела. Сейчас еще и от вида груди под белым льняным платьем.
— Только так я могла это устроить, — попыталась оправдаться она. Он заметил, что лоб ее блестит от пота. — Давай не будем, Томас, — добавила она. — У нас так мало времени. — Она расцепила руки и откинулась на стуле. Прижала ладонь ко лбу.
— У тебя болит голова? — встревожился он.
— Немного.
— Ты любишь его?
Вопрос, ждавший своей очереди за кулисами, требовал выхода на сцену.
— Конечно, я люблю его, — раздраженно бросила она и остановилась. — Не так, как тебя.
— А как ты любишь меня? — не унимался он, желая бесконечных заверений.
Она подумала минуту, убрала нитку с платья. Тщательно подбирала слова.
— Я постоянно думаю о тебе. Я представляю себе мир, в котором мы могли бы быть вместе. Я жалею о том, что не писала тебе после аварии. Я не сплю по ночам, чувствуя, как ты прикасаешься ко мне. Я считаю, что мы были созданы друг для друга.
Он медленно вздохнул.
— Этого достаточно?
— О Господи. — Он положил голову на руки. Глядя на них, скучающая пара с «Пиммзом» могла подумать, что это у него болит голова.
Она потянулась через столик и коснулась его руки. Одним плавным движением он схватил ее за руку.
— Что с нами будет?
Она покачала головой.
— Я не знаю. — Возможно, он делал ей больно. — Гораздо легче не думать об этом.
Томас отпустил ее руку.
— Мы могли бы найти друг друга, если бы действительно попытались. — Он словно бросал ей вызов. — Это не было абсолютно невозможным. Так почему же мы не попытались?
Она массировала пальцами виски.
— Вероятно, мы не хотели портить то, что у нас было, — вымолвила она.
Он откинулся на спинку стула и погасил едва начатую сигарету. Да, подумал он. Так оно, возможно, и было. Но опять же, как могли они знать в семнадцать лет, что любовь можно испортить? Он вспомнил, как они были вместе, — перед коттеджем, у кафе, ходили пустыми улицами Бостона.
