Люстра плеснула дополнительными лампами, стало ядовито-светло. Хомяков зашел за спину Варгасова.
— А это брачное свидетельство князя Голицына, — пояснил Хомяков.
— Ты смотри, — покачал головой Варгасов. — Наверняка у светлейшего есть родственники в каких- нибудь франциях… Хорошо. А это?
— Черт его знает. Вырезал, а не разобрался. Герб понравился.
— Кстати, работайте аккуратно. Что за варварство, — Варгасов провел пальцем по краю обреза.
— Поначалу боялся. Больше на дверь смотрел, — стыдливо признался Хомяков. — Думаете, так просто?
— Я, любезный, простых деляне затеваю… Кстати, как вам удалось? Там что, не проверяют?
Хомяков вздохнул, но промолчал. Рассказывать Варгасову о том, как присматривался к работе девчонок из отдела хранения, как они ведут учет возвращенных из читального зала документов, как заполняют «лист заверки»?… Но была одна особенность — документы, которые возвращались не в тележке, а порознь, лежали довольно долго необработанными. И нередко возвращались в хранилище без постраничного просмотра. А если они попадали не на контрольный стол, а на какой-нибудь подоконник или случайную полку, то их попросту забывали. Этим и пользовался Хомяков. Придержанные документы он, после «обработки», заносил в отдел хранения и оставлял в первом попавшемся углу.
— Ладно. Погляжу внимательно на досуге, — Варгасов подумал, что в подобной коммерции без консультанта не обойтись. Покупатель может крепко облапошить. Но если широко поставить дело, то накладные расходы на экспертов будут не так уж и велики. Кстати, эксперты могут стать посредниками при продаже…
Идея наладить архивный «бизнес» принадлежала не Варгасову.
Одно время в дом зачастил врач-психоневролог Вениамин Кузин. Этот Веня наблюдал жену Варгасова. Иметь своего врача-психоневролога стало особо модным шиком. Кроме прочего, Веня Кузин оказался неплохим знатоком картин. По его совету Варгасов приобрел несколько полотен, классику и современность. Оказался в выигрыше. Цены на картины вдруг подскочили… Как-то Веня Кузин поведал любознательному Варгасову и о некоторых тайнах коллекционеров, которых в городе, оказывается, великое множество. О бесценных документах, которые хранятся в архивах, нередко без особого досмотра, документов, за которые у нас и за рубежом отваливают огромные деньги.
Обо всем этом Варгасов вспомнил в тюрьме, на отсидке, благо достаточно времени для воспоминаний. И как нарочно, в одно из свиданий жена поведала, что отец ее ученицы работает в архиве.
— А что собой представляет этот Брусницын? — Варгасов через плечо посмотрел на Хомякова.
— Черт его знает, не пойму, — ответил тот. — Встретил как-то в коридоре, напомнил о себе, дескать, познакомились у Варгасовых… Он чего-то испугался… Во всяком случае, не был любезным.
— Испугался? — озадаченно перебил Варгасов.
— Или мне показалось, — пожал плечами Хомяков. — Мы и не общаемся. Я катаю тележку из хранилища в читалку, он в каталоге сидит, рядом со спецхраном. Разные дороги.
— Спецхран? — оживился Варгасов. — Интересно, интересно.
— Замок на дверях с детскую голову. И решетка.
— Интересно, интересно, — повторил Варгасов.
Давно возникший шум за стеной все более густел, видно, гостей поприбавилось. Варгасов зевнул, распрямил спину, искоса взглянул на оставленный женой костюм.
Хомяков не скрывал досады по поводу сдержанной оценки своего небезопасного труда. Он сводил на переносице реденькие рыжеватые брови и угрюмо молчал. «Похабная конура, сука хозяин, курва хозяйка, — думал он с обидой. — Хрен я вам наработаю, раз так. Интересно, как он будет расплачиваться? Или все перенесет на мой неоплатный долг?»
— Ладно, не кукситесь. Вы — молодец… Для начала неплохо, я и не ожидал. Жаль только…
— А Голицыны? — догадливо перебил Хомяков. — Ну только что, — согласился Варгасов и поднялся.
— Так вы ж не до конца просмотрели.
Варгасов кивнул в сторону соседней комнаты и вздохнул:
— Сам пригласил, понимаете. Разгоню всех часа через два, спокойно просмотрю.
— Нет, нет, — вскричал Хомяков. — Вот, пожалуйста. Обеденное меню самого царя. Вы ведь не досмотрели.
Варгасов вернулся к столу. Он особенно наставлял Хомякова обратить внимание на все, что касалось царствующего дома. Веня Кузин утверждал, что такие документы пользуются особым спросом.
— Гляди-ка, — проговорил Варгасов. — И верно. Художник Виктор Васнецов, — прочел он четкую подпись. — Знаменитость?
— Тот, тот, — горделиво поддакнул Хомяков.
Он забыл обиду. Стоял довольный, словно сам рисовал ангельские виньетки.
— Скромно питался царь-батюшка, — заметил Варгасов. — У меня едят погуще. Да и пьют послаще… Пунш с мадерой. Невидаль.
— Ну дак, куда там царю до вас, — съязвил Хомяков.
— И верно, — усмехнулся Варгасов. — Кстати, вы что же, пивка так и не попробовали? С собой возьмите, — он все рассматривал царское меню.
Хомяков с любопытством ждал, когда Варгасов разглядит в витиеватом рисунке вездесущую звезду Давида, что замкнула своими шестью щупальцами золотую царскую корону. И наконец, не выдержав, ткнул пальцем в левый нижний угол листа.
— Ну?! А это как вам нравится? — воскликнул он торжественно. — Любой коллекционер за подобную вставочку такие деньги отвалит…
Варгасов взглянул без всякого воодушевления.
— Не знаю, как за вставочку, — проворчал он. — А вот надпись действительно любопытная.
— Надпись? — Хомяков вспомнил, что от надписи его отвлек зловредный котище. — Надпись? Ах, да. Не успел прочесть, кот отвлек. Живет при архиве здоровенный кот…
Но Варгасов не слушал. С трудом разбирая почерк, он прочел: «Сим пером уверяю в преданном служении Отечеству Российскому Почтеннейшего промышленника Федора Лапшина, сына Аркадия. Премного благодарю. Александр», — закончил Варгасов и, довольный, добавил: — Вот это хорошо… А вы все со «вставочкой». Ну и хрен с ней… Кстати, вам, как историку с незаконченным высшим, надо знать, что евреи тут ни при чем. Шестиконечная звезда, если не ошибаюсь, знак мудрости древних индусов. Поясняю вам как человек, закончивший университет, правда, биофак, — засмеялся Варгасов. — Так что не стоит батюшке- царю приписывать сомнительные связи с мировым сионизмом, ему хватало и без того забот.
Варгасов подхватил с кресла костюм и рубашку, отошел в дальний угол переодеться.
Хомяков набычившись собирал сумку. Сунул туда обе бутылки пива, подумал и, свернув кулек из газеты, сыпанул в него красную рыбку-чавычу вместе с сухарями. Не пропадать же добру. «Черт его знает, — подумал Хомяков. — Черные волосы, голубые глаза, черт его знает. Может, и обиделся, они всегда на это почему-то обижаются…» Как-то в морг привезли клиента, пожилого мужчину. У покойников с виду разве поймешь? Перед богом все стирается. Да и фамилия — то ли Вознесенский, то ли Рождественский, не подкопаешься, все чисто. Приехал родственник, договорились о цене. Тоже с виду человек как человек — торговаться не стал, даже лишнее посулил, лишь бы покойник ушел в лучшем виде. Как на грех, в тот день фельетон в газету тиснули. Как один из «этих» заведовал складом и что-то там наворотил, ворюга. Хомяков об этом поведал родственнику, позлословил всласть, душу отвел. А когда стал клиента обмывать, глядит, у того, оказывается, признак, в самой что ни есть красоте, без крайней плоти… Нехорошо получилось. Вообще с ними лучше язык придержать. Может, и Будимир Леонидович Варгасов из того же колена, кто их разберет? Такой проныра…
Выходя из лифта, Хомяков нос к носу столкнулся с высоким и стройным морячком. Серега, племянник Варгасова. Хомяков от неожиданности растерялся и не поздоровался. И морячок никак не отреагировал на внешность Хомякова, забыл, вероятно, как хвастал своими контрабандными подвигами, как магнитофон пытался всучить, пьян был, сукин сын. Ну, да черт с ним… Видно, через этого морячка Варгасов и наладит
