электромеханического агрегата. Собственная разработка! Детали крупными партиями поставляют Япония, Гонконг согласно техническим условиям разработчиков из кибуца. В самом Афикиме собирают агрегат, налаживают и продают в Европу, Америку и в ту же Японию. Чистая прибыль – пять миллионов долларов в год. Это позволило запустить поточные линии кефира, сливок, сыра, йогуртов и прочих прелестей. Немалый доход дают банановые и финиковые плантации.
Итак, деньги есть. На что же их расходует коммуна? На красивую жизнь самих кибуцников…
– Ты, вероятно, богатый человек? – спросил я Юру.
– О да, – подхватил он. – Если шурануть в кошельке, пожалуй, шекелей сто наскребу… Я нищий богач. Все вокруг мое и все не мое. Короче! Если мне надо отправиться в Иерусалим, я еду в престижном «мерседесе». Могу и в «ролс-ройсе», кажется, в гараже у нас стоит один. А «мерседесов» штук двадцать… Заведующий гаражом вручает мне ключи от машины, и я отправляюсь в Иерусалим. Вернувшись, ключи сдаю в гараж. Если что, не дай бог, случится, я и в ус не дую – в гараже справятся с любым ремонтом. Бензин тоже оплачивает кибуц.
– Ну а если… – начал было я.
– Туда тоже, – догадливо перебил Юра. – Раз в два года я имею право слетать, скажем, в Австралию. Все оплачено. Дорога, гостиница. Если что сверх нормы – снимаю со своего счета в банке.
– Ага! Стало быть, есть свой счет!
– Есть. Но пользоваться можно ограниченно, в отпуск. Или при особых обстоятельствах. С разрешением кибуцного совета… А зачем мне деньги, если даже кладбище у нас свое?
– Золотая клетка, – буркнул я. – Ну… а если ты хочешь что-нибудь себе купить? Лично себе, без компании.
– Ты видел мою квартиру? Чего мне не хватает?
Я кивнул. Квартира и впрямь была хороша, трехкомнатная, прекрасно обставленная, не говоря об удобствах.
– Ну если не хочется обедать в общей столовой, если жена решила приготовить свой обед, я сажусь на общественный велосипед, что стоит у каждого дома, и жму на педали до магазина. Беру все, что необходимо для хорошего обеда.
– То есть покупаешь, – поправил я.
– Нет, беру. В целлофановый пакет. Фрукты, овощи, рыбу… Все, что надо.
Я недоверчиво посмотрел на Юру. Конечно, я лукавил, я знал о бесплатных магазинах в кибуцах, но притворялся, чтобы доставить удовольствие приятелю. В то же время в голове как-то не укладывалось…
– И с одеждой! Раз в три месяца, к сезону, привозят импортные шмотки.
–?!
– Да-да. Импортные. Скажем, из Франции, из Японии, из Штатов. Все выставляют на стеллажи. Хожу выбираю. А если предусмотрительно оформил по каталогу заказ, то просто получаю свой набор… Оказывается, человеку не так уж много и надо. Я в этих джинсах ходил еще в Ленинграде… Хоть нередко приходится надевать галстук. Лучшие актеры мира почитают за честь выступать в кибуцах. Платим чистой монетой.
– Где же они выступают? У вольера с пантерой?
Дерзость моя была посрамлена – аллеей из каких-то пышных кустов с крупными голубыми цветами мы прошли к Дворцу искусств. Модернистское строение из аллюминия и тонированного стекла. Зрительный зал на тысячу мест с плюшевыми креслами, стены и свод расписаны на библейские сюжеты, светильники – в форме свечей. Занавес сцены расшит бисером…
Предпоследний «моральный» удар Юрий Федорович нанес мне у бассейна для плавания; последний же я получил в общественной столовой, куда мы отправились поужинать.
Голубое зеркало бассейна – а их было два: для взрослых и «лягушатник» – заворожило меня четырьмя странными «существами», что перемещались под прозрачной водой навстречу друг другу. Коснувшись стены бассейна, они поползли к поверхности и, казалось, вдохнув воздух, развернулись на сто восемьдесят градусов и вновь погрузились в воду.
– Робот для чистки бассейна, – пояснил приятель. – Сейчас как раз санитарный час перед вечерним купанием… Кстати, тоже наша конструкция, запатентована во многих странах мира.
– Слушай, – проговорил я, придя в себя, – у вас тут собралась Академия наук?
– Есть головастые ребята. Кстати, многие из России. Показать бы тебе наши научные корпуса, да жалко тебя. После столовой ты вообще потеряешь дар речи, отправишься в нокдаун. Приезжих больше всего поражает наша столовая. Желудок – всему голова.
И верно… Нет, не стану расписывать, не рискну. Как можно передать печатными буквами вкус, скажем, вырезки в горчичном соусе с банановой подливой? Как?! Нет таких слов, человечество не придумало. Особенно при мысли, что надо сейчас встать из-за стола своего ленинградского кабинета и спуститься в гастроном, вокруг которого безликим серым шарфом накручена очередь за трижды мороженным мясом… Черт, сорвался! Нарушил данное себе слово избегать всяческих сравнений с нашей жизнью!
– Ладно, ладно, – ворчливо произнес я. – Подумаешь! Вышел из столовой и забыл. Нокдаун – временная потеря сознания.
– Именно. До того, как вновь проголодаешься. Ну как? Хорошо устроились евреи? Самое время поговорить об антисемитизме? Нет, эта тема нас в кибуце не занимает. Прошло. Мы как в крепости. Даже от синагоги отделились! Хотя есть и религиозные кибуцы, с иешивой и синагогой…
Ночью я долго не мог заснуть. Вспоминал людей, с которыми познакомил меня Юрий Федорович, – молодого художника из Кишинева, его жену-пианистку, четверых детей. Художник, помимо своей профессии, десять лет занимается наладкой готовой продукции – доильных агрегатов. Жена по совместительству работает в правлении кибуца и преподает музыку детям и взрослым. Вспомнил их трехъярусную квартиру в колониальном стиле с развесистым деревом на лужайке, с ветвями, тяжелыми от крупных плодов папайи. Их
