старика. Столько лет вместе проработали.
Сдержанный разговор то стихал, то вновь звучал под высокими потолками комнат старого дома. Вспоминали истории, связанные с Гмырей. Не забывали и то, что будоражило завод уже несколько дней, — комиссию народного контроля, неожиданно свалившуюся на головы администрации и цехового начальства.
Павел Алехин налил себе граненый стакан водки и сидел, склонив широкое лицо, кроша крепкими пальцами подгорелый пирожок.
— Да, Паша, нету больше Василия Сергеича, — проговорил Сопреев. Он сидел справа от бригадира и простреливал стол быстрым взглядом. — Укатали сивку крутые горки.
— Укатали, Миша, — согласился Алехин.
— Довели человека, довели, — бубнил Сопреев.
— Почему же довели? — возразил Алехин. — Как только кто помирает, так обязательно «довели»? Болел тяжело, вот и умер.
— Это как сказать… Кое-кто, видишь, и на поминки-то не пришел…
Алехин одним глотком ополовинил стакан. Переждал. Хрустнул горелой коркой пирожка.
— Склочник ты, Сопреев. — Алехин вздохнул.
— Вот те и на! Правду скажешь — склочник. — Сопреев налил пива в фарфоровую чашку. — Не любим мы правду, не любим…
Сидящий рядом с ним Кирпотин толкнул его локтем.
— Угомонись, сверчок. И без тебя разберемся, что к чему.
— А я не с тобой говорю, — огрызнулся Сопреев.
— Перестаньте! — негромко прикрикнул Алехин. — Забыли, где сидите?
Он поднял лицо и посмотрел на другой конец стола, где притулилась Татьяна. «Хоть бы прическу изменила. Не на бал пришла, — с тоской подумал Алехин. — Да и одеться можно было бы поскромнее. Не догадалась, что ли? Вот что значит — легко живет человек. Вот Аня Глизарова — одета скромно, как и подобает на поминках, даже черным платком покрылась. Сидят рядом, поэтому сразу и бросается в глаза…»
А от противоположной стены смотрел на Татьяну Греков. Он не захотел садиться к столу, а так и остался у порога, с картонным стаканчиком в руках.
Смердов отодвинул стул, поднялся, одернул и застегнул на все пуговицы просторный пиджак.
— Начнем, товарищи, наше грустное собрание…
По комнате прошел легкий шум. Смердов переждал.
— Человек, переживший три инфаркта, имеет все основания считать себя бессмертным… Но природа — штука серьезная. Словом, ушел от нас Василий Сергеевич. Хорошим он был работником, хорошим человеком. Все мы скорбим. Нам, конечно, долго будет его не хватать. Помянем, товарищи, Василия Сергеевича Гмырю…
Поднялись вразнобой, грохоча стульями. Выпили. Сели.
— Ешьте, ешьте, — беспокойно приговаривала хозяйка, ставя еще одно блюдо с пирогами.
— Обжарки грызешь? Добра мало? — Сопреев подвинул Алехину тарелку с блинчиками и проследил за взглядом своего бригадира. — С женой поругался, что ли?
— И откуда тебе все известно? — Алехин сумрачно глянул на Сопреева.
— Лицо у тебя…
— Не на свадьбе сидим. — Алехин повернулся спиной к Сопрееву. От догадливости своего механика ему стало не по себе. Неужто и в самом деле так заметно?
После директора выступил парторг:
— Да, хорошим человеком был Василий Сергеевич. И умнейшая голова. Что и говорить! Только не берег он себя…
— А кое-кто ему в этом помогал! — послышался чей-то голос.
— Ничего не поделаешь, товарищи… — Старостин сокрушенно вздохнул. — Производство. Всякое бывает. И погорячишься и поспоришь.
— Ты тут ни при чем! — Сопреев высунулся из-за спины Алехина. — Кто Гмыре помогал себя не беречь, тот сюда не пришел. Совесть, видать, не позволила.
В комнате зашумели. Одни одобрительно, другие пытаясь что-то доказать.
Старостин обернулся и взглянул на Грекова. Тот отрицательно покачал головой, говорить ему не хотелось. В прихожей раздались голоса — пришел еще кто-то.
Татьяна и Аня посмотрели в сторону Грекова и слабо улыбнулись. Он кивнул в ответ, но в следующий миг догадался, что женщины улыбнулись не ему.
Греков скосил глаза. Чуть позади него стоял Игорь Афанасьевич Всесвятский. Вот, значит, кто это пришел, а Греков сразу не узнал бывшего главного экономиста.
Всесвятский тихо поздоровался.
— Приказал долго жить Василий Сергеевич… — Всесвятский поджал губы.
Греков взял со стола картонный стаканчик и протянул его Всесвятскому. Тот поблагодарил и вздохнул.
А между тем уже мало кто оставался сидеть на своем месте. Люди заговорили погромче, задвигались свободнее, выходили в коридор покурить. К Смердову подсел главный бухгалтер. Начальник цеха Стародуб показывал какие-то бумажки Павлу Алехину.
— Как ваши дела, Игорь Афанасьевич? — спросил Греков.
— Работаю, — ответил Всесвятский. — В проектном институте.
— Да, да. А я собирался к вам в гости, — сказал Греков. — Вы мне нужны, Игорь Афанасьевич. Возвращайтесь-ка на завод.
— Это зачем же? — удивился Всесвятский.
— Вы тогда не все продумали, я знаю.
— Я никогда не продумываю до половины. — Всесвятский безразлично взглянул через плечо Грекова туда, где сидели Татьяна и Аня Глизарова. Но было заметно, что безразличие его напускное. Он внимательно прислушивался к словам Грекова.
— Я позвоню вам, Игорь Афанасьевич. Нам надо серьезно поговорить.
— Пожалуйста. Вечерами я дома. — Всесвятский, прижимаясь к стене, стал пробираться в дальний угол комнаты — ему показалось, что Татьяна собирается уходить и прощается с Глизаровой.
Да и Греков вдруг заторопился и направился к выходу. Возле вешалки стояли два человека. Одного Греков узнал сразу — главный технолог Земцов.
— Уходите, Геннадий Захарович? — громко спросил Земцов, словно предупреждая своего собеседника о появлении Грекова.
Собеседник Земцова повернулся. Теперь Греков узнал и его — Сопреев, механик из бригады Алехина. Сопреев сморщил в улыбке узкое лицо.
— Пора, Земцов, пора, — сказал Греков, подходя к вешалке. — Где-то тут мое пальто?
— Серое? С каракулевым воротником? — Сопреев торопливо кинулся к вешалке.
— Поподхалимничать, что ли? — Земцов взял у Сопреева пальто и, встряхнув, подставил под плечи главного инженера.
— Поподхалимничайте, пожалуй. — Греков вынул из рукава синий шарф и обмотал шею. — Кстати, Тихон Алексеевич, вы сдали приспособление для монтажа блоков анализатора?
— Еще вчера. — Земцов обрадовался, будто ждал этого вопроса.
— А должны были сдать две недели назад.
— Так ведущий был в колхозе. — Земцов поскучнел.
— Почему именно он?
— Холостой.
Греков застегнул пальто и поправил воротник.
— Интересно, сколько тот собрал картошки? — спросил Сопреев.
— Килограммов пятьсот, он парень здоровый. — Земцов удивленно взглянул на Сопреева. — А может, и тысячу, кто его знает.
