— Жутковато. А где живет ваша тетя?
— У Никитских ворот. На Малой Бронной.
— Знаю. Вы сейчас идете к ней?
— Хочу заглянуть в магазины. У вас плохое настроение, Геннадий Захарович?
— Меня подавила эта тотальная технизация.
А им хоть бы что. Привыкли. Иначе и не мыслят.
— Что же вы будете покупать? Помаду? Краску?
— И это. Поручений много.
Греков постепенно остывал. В конце концов он сам виноват, что прислали Глизарову, надо было указать в телеграмме конкретно.
— Вообще-то у них немало интересного, кроме техники. Помните вашу идею перевести нормировщиков на сдельщину? Давно ввели. И результат отличный. — Аня замолчала и сбавила шаг.
Греков удивленно оглянулся.
— Я не могу так бежать. Сердце заходится, — сказала Аня.
— С кем вы оставили малыша?
— С мамой.
— Вам надо было отказаться от командировки.
Аня опустила глаза. Ей показалось, что мокрый асфальт при каждом шаге толчком подбрасывает ее вверх. У подземного перехода на площади Дзержинского продавали цветы. Греков купил ветку мимозы и протянул Ане так, словно это были не цветы, а рулон с рабочими чертежами.
— Спасибо. — Аня подняла на него счастливые глаза. — Я думала, вы на меня за что-то сердитесь.
— Ну, вот еще! За что же мне на вас сердиться?
— Конечно. За что на меня сердиться, — согласилась Аня и, помолчав, добавила — Я рада, что оказалась в Москве. И с вами.
— Ну вот еще! — повторил Греков. — Столько дел…
Из широкого зева перехода бесконечной чередой тянулись люди, словно их собирали где-то на подземном конвейере и торопились поднять наверх, чтобы успеть выполнить план перед Новым годом. Греков поделился этой мыслью. Аня одобрительно засмеялась и добавила, что ей это напоминает шествие витязей из моря-океана.
— Просто у нас сейчас разное мировосприятие, Анна Борисовна, — сказал Греков.
— Это точно, Геннадий Захарович, — озорно поддержала Глизарова. — А не хотите со мной отобедать? У тети. В столовых сейчас уйма народу.
— Это будет очень кстати, Анна Борисовна. Дайте адрес. Я зайду часикам к семи.
Визит на завод расстроил Грекова. По теоретическим выкладкам молодцов Тищенко можно было представить в общих чертах те трудности, которые ожидали Грекова, но то, что он увидел на заводе, раскрывало перед ним всю сложность проблемы. Его трепыхание — это просто мальчишество. Ему надо молчать и тянуть свою лямку.
Жизнь человека коротка, и стоит ли тратить ее на прожекты? Он вспомнил директора завода, на котором сегодня побывал. Коренастый, плотный человек, с широким крестьянским лицом. Но когда он заговорил, Греков поразился несоответствию его внешности с образом мыслей и какой-то особой чистотой звучания слов. Он начинал организовывать завод с нуля, с примитивных мастерских. А сейчас работает восемь тысяч человек да при такой автоматизации. «Так он же смог! А я что? Честно говоря, и здоровья не хватит на такое дело. Надо позвонить Шатунову. Поздно? Ничего, позвоню домой и скажу, что сдаюсь. Не стану делать доклада на коллегии и уеду. Сегодня уже не успею, а вот завтра уеду». Он представил выражение лица Тищенко и поежился, должно быть, оттого, что была промозглая погода. Сыпал мелкий снег вперемешку с дождем. На улице Горького ветер гулял, будто в поле. Греков зашел в магазин подарков. Очередь уползала по лестнице вверх. Греков преодолел несколько ступенек и спустился. В мыслях то и дело возникал образ Татьяны. Конечно, он уедет. Нет, улетит. Может, ему повезет и самолет не задержится. Предстоящая скорая встреча с Татьяной понемногу рассеивала дурное настроение.
Греков вышел к Пушкинской площади. Тут ветер был послабее. Александр Сергеевич, заложив руки за спину, смотрел на Грекова сверху вниз. Греков подумал, что напрасно согласился обедать у Глизаровой. Сейчас поел бы шашлычка в «Эльбрусе». Сходил в кино. Век в кинотеатре не был. Вернулся бы в гостиницу и уснул. А завтра с утра можно вылететь домой. Зачем ему этот обед у тети?
Греков спустился по Тверскому бульвару. В аллеях прогуливали собак. Мерзли на скамейках парочки. В колясках спали малыши, опьяненные морозным воздухом.
В магазине у Никитских ворот он купил бутылку сухого вина и торт.
Пожилая женщина пристально вглядывалась в него через щель, скованную цепочкой.
— Вы Греков?
Над головой женщины возникло лицо Ани.
— Ах, тетя! Конечно, это Геннадий Захарович.
Дверь захлопнулась, звякнула цепочкой и вновь отворилась.
Откуда же я знаю, кто Греков, а кто не Греков? — Женщина протянула мягкую, будто без костей ладонь. — Мария Кондратовна.
В тесно заставленной прихожей было тепло. Аня помогла Грекову снять пальто. Она посмеялась над тем, что Греков не смог засунуть шарф в рукав, и сказала, что шапка его брызгается, как мокрый щенок. Грекову стало легко от смеха Ани. Он спросил, можно ли отсюда позвонить. Они прошли в комнату с низко опущенным парашютом абажура над круглым столом. Аня усадила Грекова в ревматически скрипящее кресло, принесла телефонный аппарат и, прикрыв дверь, ушла в кухню помогать тете. Греков разыскал в записной книжке телефон Шатунова.
— Это ты, Грек? — заорал Шатунов. — Молодец, что позвонил. Я искал тебя в гостинице, сижу названиваю. Ну, брат, вы и размахнулись! Всем отделом читали по листочкам, как детективный роман. Попутала тебя нелегкая с этим Тищенко. Он до добра не доведет.
— Вот-вот, я и хочу отказаться, пока не поздно, — сказал Греков. — Вернусь завтра домой.
— Ты это серьезно? — Шатунов захохотал.
— Серьезно.
— Не-е-ет, брат! Шалишь. Теперь тебе только вперед идти. Ты все мосты сжег.
— Как так? — Грекова раздражал хохот приятеля. — Чего гоготать-то?
— Старик не даст себя водить за нос. Он сейчас сила. Лучше тебе с нашим поругаться, чем с Тищенко. Я уверен, если завалится дело и не по твоей вине, Тищенко пихнет тебя на перспективное место, чтобы проводить свою политику, уверяю тебя… и потом наши ребята в министерстве тебя запрезирают. Завтра заходи, потолкуем с глазу на глаз.
В трубке послышались короткие гудки, и Греков отодвинул телефон. Все вновь стало неопределенным и тягостным.
Аня толкнула коленом дверь. В руках она держала тарелочку с нарезанной селедкой и блюдце маринованных грибов.
— По всей Москве продают грибы. — Греков спрятал растрепанную записную книжку в карман пиджака.
— Но не такие. Эти тетя сама мариновала.
Греков вспомнил, что у него в портфеле вино и торт. Аня достала штопор. Мария Кондратовна спросила Аню, не хочет ли Греков супа? У нее прекрасный суп с клецками. Греков ответил, что супа ему не хочется. И вообще есть расхотелось. Мария Кондратовна сказала, что это бывает, когда долго ждешь обеда. Все надо делать вовремя. Ее покойный муж, например, обедал минута в минуту. Он работал в банке. И когда наступал обеденный перерыв — ровно в пять минут третьего, — он садился за стол.
— Тетя, дайте человеку кусок проглотить, — вмешалась Аня и подмигнула Грекову.
— В каждом письме она вспоминает Грекова, — не останавливалась Мария Кондратовна. — Наконец-то я его увидела. Вообще вы мужчина ничего. Похожи на сына моей подруги. У той сложилась личная жизнь, прямо скажу, неудачно…
