Вопрос этот поверг Муртаза в замешательство. Вспомнил, что нет с собой никаких документов, вспомнил и вечное свое невезение.
– Я – носильщик. Моя фамилия – Расилов, Муртаз.
– Ну и что?! – с какой-то радостью ответил дежурный. – Я знал одного субъекта, который носил форму полковника авиации. Чтобы не привлекать внимания. И перегнул палку, надо было ему поскромнее себе чин присвоить… Ладно, не теряйтесь, пошутил я… Встречал я вас, столько раз проходил по вокзалу…
– У вас, видно, хорошее настроение, – у Муртаза отлегло от сердца. Вероятно, парень неплохой, долго тянуть не будет.
Дежурный указал Муртазу на стул. Тот осторожно присел на краешек и упрятал под сиденье ноги.
Зазвонил телефон. Дежурный поднял трубку, потом, придерживая ее плечом, принялся что-то искать в столе, нашел и, положив трубку, поднялся.
– У меня поезд через двадцать минут, – осмелел Муртаз.
– Начальство вызывает, – ответил дежурный. – Если бы вас начальник вызывал…
И ушел по скрипящей лестнице куда-то на второй этаж.
Муртаза начальство никогда не вызывало. Только что к пивной у окружного моста, где Челкаш иной раз устраивал «разгрузочный» день. И то Муртаз откликался на это без всякого интереса, старался быстрее уйти…
Ладно, подождем, решил Муртаз. Судя по всему, ему так и не успеть к прибытию фирменного поезда. А жаль… Честно говоря, хотя от «фирмы» доход носильщиков снижался – пассажир там ехал обстоятельный, не слишком отягощенный тюками и ящиками, – лично Муртазу нравилось обрабатывать фирменные поезда. Вагоны чистые, полы устланы дорожками, воздух свежий, проводники одеты как положено. Возьмешь в купе чемодан, пронесешь вдоль коридора, – и пылинка не сядет. Не то что в обычном пассажирском – пока продерешься с каким-нибудь сундуком к выходу, становишься чумазым, точно вылез из дымохода, – дети пугаются на перроне. Конечно, «фирму» не сравнить с пассажирским, хотя деньги за билет платят равные… Но, честно говоря, в последнее время и «фирма» Муртазова настораживала. Не вся, правда, но настораживала. Внешний вид вагон еще хранил: и название броское по всей длине расписано, и стекла в рамах держатся. А вот внутри нет-нет, да начинает «пассажиром» попахивать. То ли сами вагоны изнашивались и не обновлялись, то ли проводники не выдерживали марафона, как говорится, надоело им ходить с чистой шеей. Да и соблазн заработать на безбилетниках оказался сильнее законного оклада. А раз появляется заяц, значит в вагоне должна быть неразбериха, вроде тумана в лесу. «Почему в жизни худое перетягивает на свою сторону? Натура, что ли, у человека такая? – думал Муртаз и решил про себя: – Нет, все зависит от человека. К чему его душа стремится. Как говорит мать: человек слабее мухи и сильнее льва…»
Понемногу Муртаз освоился с дежурной комнатой. Собственно, какая это комната – широкий коридор, по которому то и дело сновали люди. Муртаз приглядывался к ним с интересом. В то же время его не покидало ощущение, что за ним наблюдают. Он ерзал, сутулился, не знал, куда деть руки. Поднял глаза и покачал головой – со стены на него в упор смотрел Феликс Эдмундович Дзержинский… Муртаз поздоровался с портретом, но не успокоился, а еще больше разволновался. «Ну и дела, – подумал Муртаз, – вроде ни в чем не виноват, а такое ощущение, что вот-вот тебя тут прикнопят». Муртаз ругнулся про себя, вспомнив как договаривался со стариком провезти его чертовы тюки, минуя формальности. И сдать прямо в багажный вагон. Не без корысти ведь договаривался. А кто докажет, что не
без корысти?! Может, просто любезность оказал, услугу?… Не лучше ли ему отсюда дунуть, пока дежурный у начальства, а? Муртаз даже приподнялся, повертел головой, выбирая направление, но тут в комнату вернулся дежурный. Его лицо по-прежнему излучало свежесть и хорошее настроение…
– Как там начальство? – пересилил себя Муртаз. – Не ругало?
– Служебная тайна! – ответил дежурный. – Так с чем пожаловали? Как назвали себя?
– Расилов, Муртаз… Мне кажется, в вагоне может быть возгорание.
– В каком вагоне?
– Восемнадцатый вагон, кисловодский поезд. Вчера ушел в рейс.
– Вчера? – дежурный вздохнул, точно понятие «вчера» уже относилось к вечности. – Пассажир вез что-нибудь запрещенное?
– Нет… Раньше я работал в бригаде предварительного осмотра вагонов. Электриком. Потом началось сокращение, лишних людей искали. Решили, что предварительно осматривать не надо. Хватит для этого и поездного электрика…
– Ближе к делу, – нетерпеливо поправил дежурный.
Муртаз разволновался и сбился с мысли.
– С другой стороны… Вам же ничего не известно о происшествии с вагоном? – заторопился он.
– Сведения не поступали, – дежурный окончательно успокоился, пригладил и без того отлично лежащие волосы, вздохнул. – Ручка у вас есть?
Муртаз кивнул. Ручка у него всегда была.
– Вот вам лист бумаги. Все изложите. Дату. Время. Свою фамилию. Имя-отчество. Адрес. Должность. Суть дела.
Муртаз присмирел. Предложение дежурного его испугало. Подымут шорох, а все окажется в порядке. Еще и багажные его дела всплывут.
– Надо подумать, – уклончиво проговорил он.
– Всегда так, – дежурный с укоризной покачал головой. – Доходит до письменных показаний – прячутся в кусты. Я должен запрос сделать, чтобы проверить вагон, верно? А вы сразу в кусты.
– Почему в кусты? – насупился Муртаз. – Я с ошибками пишу. Еще в школе писал с ошибками. Учителя говорили, что это по наследству, – Муртаз пытался увести разговор в сторону.
– Ничего, тут не экзамены, – дежурный оставил без внимания уловку Муртаза. – Пишите. Только буквы яснее выводите.
– У меня и почерк неважный, – вяло сопротивлялся Муртаз. – С детства.
– И во сне вы в кроватку писались, – в тон проговорил дежурный.
– Не понял, – встрепенулся Муртаз.
– Пишите! – коротко обрубил дежурный.
Муртаз умолк. Тяжелые мысли ворочались в его голове. Так ему не хотелось ввязываться в эту историю. А еще говорят, что в милиции избегают регистрировать дела, чтобы не завышать число преступлений. Врут люди, ну зачем врать?
– Что, план по регистрации происшествий еще не выполнили? – проворчал Муртаз.
– Какой план? – не расслышал дежурный. Или сделал вид.
– Да ладно, – буркнул Муртаз.
– Послушайте, – строго произнес дежурный Снегов. – Вы куда пришли? Сознаете? Никто вас сюда не приглашал, пришли добровольно.
– Тогда и добровольно могу уйти? – взбодрился Муртаз.
– После того, как напишете, – сухо пояснил дежурный. – И не беспокойтесь за нашу отчетность, справимся как-нибудь.
Муртаз поправил листок.
– Я на работу спешу. Поезд надо обрабатывать. Иностранные туристы прибывают. Международное осложнение может быть.
– Министерство иностранных дел уладит. ТАСС уполномочат заявить. Пишите! – Дежурный явно терял терпение.
Муртаз тяжело вздохнул и взглянул на кончик ручки. Снял какой-то волосок. С самого детства любое изложение мыслей на бумаге вгоняло его в тоску. Легче было перелопатить гору чемоданов и тюков, чем вот так сидеть один на один с чистым листком бумаги. Он взглянул на дежурного, во взгляде Муртаза сквозила такая тоска, что тот смутился. А надо заметить, что дежурный железнодорожной милиции смущается не так уж и часто, особенно в конце дежурства. Мелькнула даже мысль отпустить носильщика: ложная тревога. Вторые сутки как ушел поезд. И все спокойно. Но какое-то чувство удерживало дежурного от этого шага.
