— Что ж, слушай. Притчу о легкомысленном юноше. Слушай и учись. Поначалу все было нормально. А потом оказалось, что мы не любим друг друга. Меня раздражало в ней все — походка, голос, манера смеяться. Все-все… К концу рабочего дня у меня портилось настроение — надо было идти домой. У нее были жесткие волосы. Когда она причесывалась, от расчески отлетали искры…
— Может, ты женился на Бабе-Яге? — не выдержала Алена.
Никита достал записную книжку, извлек маленькое паспортное фото и протянул Глебу. Миловидное девичье лицо улыбалось доброй улыбкой…
— Ну а как она вблизи? Ничего была? — произнес Глеб.
Никита с изумлением уставился на Глеба.
— Так ведь ты ее не любишь? — выкрикнул Глеб. — И фото у тебя случайно в кармане оказалось, да? Молчишь?
— Не твое дело, болван! — Никита сел на табуреточку, придвинул колени к подбородку и уставился на огонек свечи.
— А ты с удовольствием рассказал бы нам все о ней, верно? Рассказал бы! — Глеб нажал на клавишу, и магнитофон смолк. — Ты рассказал бы? — Голос Глеба был тих, едва уловимая пауза отделяла каждое слово.
Алена в недоумении взглянула на Марину: что это с Глебом? И выпил-то всего ничего. Марина молча пожала плечами. Отошла к окну, взяла в руки плюшевого одноглазого зайца. Он нравился ей больше всех игрушек.
— Я хочу знать: боится он рассказать об этом или стыдится? Я хочу знать, — так же негромко продолжал Глеб. — Может, она и ушла от тебя, Кит, потому, что ты оказался не тем, кто ей нужен, а? И ты боишься нам рассказать. Или стыдишься? Ведь иногда мы не столько боимся рассказать о своих поступках, сколько стыдимся…
Глеб умолк. Лицо его заострилось. Он к чему-то прислушивался, там, за окном…
Алена шумно прошлась по комнате. Глеб, не скрывая испуга, взглянул на нее, словно умолял не шуметь, оставаться на месте. Алена накинула на плечи кофточку.
— Слушай, с какой стати ты суешь нос не в свои дела? Другой бы давно дал тебе в морду! И вообще ты нам портишь веселье. Марина готовила, старалась. А ты все портишь…
Алена взглянула на дверь. Кто-то осторожно шел по лестнице…
Дверь распахнулась. На пороге стояла дворничиха в полушубке и платке. Она оглядела зал. Узнала Марину. Перевела взгляд на Никиту, затем на Алену. Глеба она не заметила. Тот стоял в дальнем темпом углу.
— Веселитесь. Слышу музыку, вижу свет. Думала, может, кто из пацанов залез, схулиганить.
— Свои, тетя Настя. День рождения у меня. — Марина взяла со стола фужер, налила вина и прихватила пирожок. — Угощайтесь.
Дворничиха кивнула, подобрала подол фартука, вытерла руки.
— Сколько же тебе, Марина?
— Да все мои, тетя Настя. Двадцать пять. — И добавила на всякий случай: — Заведующая разрешила.
— Мне-то что? Думала, может, пацаны залезли. Ладно, за твое здоровье, Марина!
Дворничиха выпила, надкусила пирожок. Похвалила. Поставила пустой фужер на подоконник.
— Да! На Менделеевской бабку какую-то сбили насмерть. Кто говорит — мотоциклом, а кто — машиной… А вчера парни разодрались. И все на том же месте.
Дворничиха ушла. Стукнула входная дверь, все стихло.
— Значит, это была женщина? — произнес Глеб одними губами.
— Где? — Марина с удивлением услышала свой голос.
Она поняла. Все сразу.
— Это я сбил женщину, я! — выкрикнул Глеб.
Кончик фитиля обуглился, и пламя свечи, ровное, желто-розовое, утончалось в коптящий жгутик.
Никита тронул кончик фитиля и переломил его.
Они молчали уже несколько минут. Под порывом ветра скрипнула рама окна. Глеб взглянул на темнеющие прямоугольники стекол. Сейчас ему казалось, что все случившееся было сном. История, рассказанная кем-то о ком-то, а он слушатель, не имеющий к этой истории никакого отношения. Когда он заговорил, собственные слова долетали до его слуха со стороны и не затрагивали сознания.
— Решил заехать в гастроном купить вина. Свернул на Менделеевскую. Скорость была небольшая, да и как она могла быть большой — крутой поворот. И улица узкая. Проспект еще освещался, а улица нет. Глаза к темноте сразу не привыкли. Включил фару. И увидел ее. Перед самым носом. Тормозить — занесло бы. Я скорость прибавил, думал объехать ее сзади, думал, она вперед побежит, тротуар-то рядом. А она отпрянула… Бабка, бабка…
Глеб смолк. Он закинул назад голову. Белый потолок застывшей волной уходил за спину, загибался, окружая Глеба жестким скафандром.
— И ничего ты не мог сделать? — выдавил Никита.
— Ничего… Вероятно, ничего… Она отпрянула назад, понимаешь…
— Столько лет водишь мотоцикл…
— Ты что, Кит… сомневаешься?
— Глупости! — воскликнула Марина. — Неужели в ту секунду он мог думать о каком-то мотоцикле? Или о Собственных ребрах?
— Как же можно осуждать человека, если он не виноват! Если он ничего не мог сделать? — проговорила Алена.
Никита потрогал пальцами нос, точно желая убедиться, что нос на месте.
— Как сказала дворничиха? Неизвестно, кто сбил… Неизвестно, кто сбил, значит… Такая странная мысль вдруг возникла в моей голове. — Он обвел зал медленным взглядом и повторил: — Вот какая странная мысль возникла у меня…
Глеб выпрямился.
— Кит! Твоя голова не отягощена никакими предрассудками. Превосходно…
Никита пожал плечами и отошел к окну.
— Никаких предрассудков, да? Кит! — Глеб засмеялся сухим неприятным смехом.
— Так зачем ты нам все это рассказал? Зачем? — выкрикнула Алена. — Разве мы можем тебе что- нибудь посоветовать? И — стыдишь Никиту. Ведь он хочет помочь тебе. — Она смолкла, точно споткнулась. — Извини, Глеб. Я не могу найти верный тон, извини. Нам всем надо взять себя в руки. И подумать. Трезво. Спокойно… Ты сядь, сядь… Господи, какие нелепые табуретки. Неужели нет нормального стула?
— Ты в детском саду, а не в клубе. — Марина вышла.
— Почему мы здесь? — Алена смотрела на захлопнувшуюся за Мариной белую дверь. — Какая-то нелепость!
Дверь распахнулась, показалась Марина. Она принесла четыре складных дачных кресла.
Никита расправил одно кресло и сел.
— Вот. Теперь будем рассуждать как взрослые.
— Ты уже пытался рассуждать как взрослый. — Марина раскинула еще два кресла и придвинула их Алене и Глебу. Сама же присела на детский табурет, подтянув к подбородку колени.
Никита взял бутылку лимонада, налил полстакана.
— Разве в таком деле советуют?
— Советуют, — произнесла Марина.
— Что ж, советуй, а я послушаю.
Но Марина молчала, приглаживая ладонями волосы.
— Советовать нельзя. — Алена зябко пожала плечами. — Можно лишь представить, как поступила бы сама.
— И как бы ты поступила? — нетерпеливо перебил Никита.
