— Не понимаю.
— Отнеси, говорю, обратно. И швырни ему в морду.
Он уронил голову на подушку.
В сетке еще оставалось несколько зеленовато-золотистых продолговатых яблок. Слава пропустил сетку между коленями и принялся ее раскачивать. Яблоки, наподобие диска маятника, показывались то с одной стороны ноги, то с другой…
— Можешь толком-то рассказать? — наконец произнес Слава.
Женский голос громко крикнул в коридоре:
— Андреев! В процедурную. На укол.
Мужской голос что-то послушно ответил.
И опять тишина…
Валера пригладил ладонью скомканный край одеяла.
— В белых тапочках бы я видел этого благодетеля.
— Он ведь от души, — слабо возразил Слава.
— Плевать мне на его душу, ясно? Крохобор он…
Валера говорил торопливо, облизывая тонкие бледные губы.
Слава слушал напряженно, чтобы ничего не упустить, ведь надо будет что-то ответить, что-то решить. Но всего уловить не удавалось… В рассказе появился какой-то таксист с птичьим лицом, не Сергачев, другой. С него, как понял Слава, все и началось… Таксист с птичьим лицом нахально «заряжал» в аэропорту, требуя по трехе с клиента. И те уже было согласились, как появился Валера и предложил отвезти их по закону, согласно счетчику. Клиенты тут же перетащили свои чемоданы. А «птичье лицо» начал угрожать Валере… В это время подкатил Сергачев. Узнав, в чем дело, он «с ходу включился напрямую». Так, мол, себя вести не принято, если ты настоящий мастер, а не скобарь. В городе на всех хватит пассажиров, зачем же отбивать клиента, если тот на крючке. Словом, начал «вешать лапшу», точно классный лектор… К тому же Сергачев так поставил свой аппарат, что никак нельзя было отъехать. И когда Валера принялся выруливать, то задел о столб и покалечил крыло…
Валера устало смолк.
— Что же дальше-то? — Славе не терпелось узнать, чем же закончилась эта история.
— Приехал в парк. Рассказал. Вохта сверил по номеру. Назвал фамилию Сергачев, а второго, с птичьим лицом, я не запомнил… Я сказал Вохте, что пойду к директору, к парторгу… А сходить так и не успел… Врачи говорят, палкой меня саданули. Я-то не помню. Сразу отключился… Еще говорят — хорошо обошлось…
— Ну и ну, — вздохнул Слава. — Думаешь, Сергачев?
— А почему бы и нет? — угрюмо произнес Валера. — Теперь яблоки прислал, умаслить хочет, паразит.
— Он сказал, что и пальцем тебя не тронул. А кто ударил, не знает… Искренне вроде говорил…
В глубине коридора вновь раздался раздраженный женский голос, призывающий какого-то Андреева зайти в процедурный кабинет на укол. И опять тот же мужской голос что-то послушно ответил…
По подоконнику гулял крупный голубь, похожий на курицу. Склонив голову, он пытался разглядеть что-то в палате. Может быть, Славу. Или то, что стояло на тумбочке: фарфоровую полоскательницу, стакан с кефиром…
— Ты, Валерка, знаешь, куда пришел работать? — мягко проговорил Слава. — В таксомоторный парк ты пришел. Тут свои правила игры.
— Ну и что?
— А то. Не подумай, что я оправдываю. — Слава старался себя сдержать. — У меня сосед таксист. У него денег как грязи. Во! — Слава коснулся ребром ладони подбородка. — И машину купил, дачу построил. С зарплаты, что ли?
— Ну?
— Что ж ты против всех пойдешь? Да и, честно-то говоря, сам ты зачем пришел в таксопарк? Возил бы песок… Ладно, отдыхай. А то разволновался… Я к чему? Близко к сердцу принимаешь, понял? Ты в какой школе учился?
— В шестой.
— Ну? И я в шестой! — изумился Слава. — Что-то я тебя не помню… Правда, я армию отслужил. А ты не служил?
— Пока нет.
— У тебя по литературе тоже была эта… конопатая?
— Татьяна Павловна?
— Во-во… Ну, мы давали на ее уроках, — воодушевился Слава. Он был рад, что разговор пошел по иному руслу. Он все время хранил в себе весть о том, что решил перейти напарником к Сергачеву, да выпускать эту весть сейчас Славе расхотелось, хоть и разозлил его чудак — какое ему дело до других? У каждого своя голова. Ничего, пусть только Валера выйдет из больницы, тогда Слава поучит его уму- разуму…
А Валера, в свою очередь, разглядывал Славу покрасневшим глазом. В такси сменщики не видят друг друга месяцами, от ТО-2 до ТО-2[1]. Один сдает машину ночью. Второй заступает утром. И так через день… Если что надо, пишут записки… К тому же Валера и Слава пришли в парк всего месяц назад…
— Помню, как-то ей мышь на урок притащили. В баснях Крылова. Вырезали внутри ямку и прикрыли обложкой, понял? Значит, она еще в школе? Забежать бы как-нибудь.
— Татьяна Павловна на пенсии, — ответил Валера.
— Ну? — почему-то удивился Слава. — А вообще-то она интересно рассказывала. Значит, мы с тобой в одной школе учились? Выходит, родственники.
— Выходит.
Валера перевел взгляд на матовый шар посредине белого немого потолка. Целыми днями он смотрел на этот шар. Исполосованный трещинами шар каждый раз представлялся чьим-то лицом. Вот и сейчас он превратился в какое-то изображение. Знакомое. Только кто это, Валера не мог понять…
И самое странное: шар, кажется, заговорил, улыбаясь глазами-трещинками.
— Как дела, Чернышев?
Взгляд Валеры сполз с потолка и удивленно остановился на лице Тарутина. Потом вновь взметнулся вверх, точно желая убедиться, что светильник под потолком и лицо вдруг выросшего в дверях человека не связаны друг с другом.
Слава поднялся навстречу директору, нелепо приподняв плечи, чтобы удержать сползающий халат.
Тарутин подошел к кровати.
— Не слишком ли тебя… запаковали? попытался было пошутить Тарутин.
— А ну их, — устало вздохнул Валера. Беседа со Славой его измотала. — Жарко.
Дольше разглядывать больного было неловко, и Тарутин обернулся к Славе.
— И вы работаете в парке?
Слава кивнул.
Появление директора было неожиданным. В ладном халате Тарутин выглядел весьма представительно.
— Поначалу я думал, профессор вошел, — тихонечко улыбнулся Слава.
— Яблоки принесли? — Тарутин окинул взглядом висящую на согнутом Славкином пальце сетку.
Слава тотчас принялся выкладывать на тумбочку оставшиеся яблоки. Валера смотрел в сторону. Не будет же он при директоре возвращаться к малоприятному разговору.
— Так я пойду, — произнес Слава.
Тарутин протянул Славе руку, точно подталкивая его к выходу. Слава это понял, скомкал прощанье и торопливо вышел.
Придвинув табурет, Тарутин сел. Давно он в больнице не был. Шесть лет. С тех пор, как умерла жена.
