отображали электронные процессы, которые вершились в растрепанном агрегате. Они то сходились в точку, то вновь разбегались по экрану, то замирали в мерцающий интеграл и пропадали. Стабильным сигналом не пахло. Савицкий бился около месяца. И все об этом знали. Как-то к нему добровольно подключился Бродский. «На общественных началах». Эдуард и сделал этот свой классический вывод о мине с множеством сумасшедших нелинейных процессов… Киреева не интересовала работа Савицкого. Между ними существовали странные, никому не понятные отношения. Но это было раньше, до приказа…
Киреев придвинул к себе общую тетрадь Савицкого в коленкоровом переплете и пробежал глазами его рабочие записи. Потом, не оглядываясь, притянул за спинку стул и сел. Несколько человек, преданно глазевшие на стенд Савицкого с видом «а я догадываюсь, но не скажу», разбрелись по лаборатории.
— Да, с такой оперативностью мы будем возиться еще год, — задумчиво произнес Киреев.
Слово «мы» могло означать официальное утверждение на должность завотделом, а не покровительственную иронию. Савицкий продолжал ковыряться в усилителе.
— Оперативность нужна сотрудникам угрозыска, — мрачно проговорил Эдуард. Разве он пропустит такую реплику!
Толстые стекла киреевских очков скользнули по стене жидкими зайчиками. Маленькие глаза с любопытством оглядели Эдуарда.
— Полагал, вы станете веселей, вам выделили жилплощадь.
— Ха, — выдохнул Бродский и замолчал.
— Что ж, моей заслуги в этом действительно мало, — произнес Киреев и встал. Он верно понял это «ха». — Ну, братцы, навалимся! — Киреев разломил мел. — Поможем Валентину Николаевичу. Ипполит Игоревич! Вадим Павлович… Давайте! Эдуард! На вече!
Киреев обладал неоценимым качеством — из всего клубка вопросов вытаскивать причину неудачи. «Причина неудачи, — говорил он, — там, где я спотыкаюсь. Слежу, слежу и вдруг спотыкаюсь».
Он торопливо набросал на доске схему.
Эдуард вышел в соседнюю комнату и приволок счетную машину.
Методы обыкновенных расчетов тут были неуместны. Наверняка Савицкий их раздолбал вдоль и поперек.
— Если подойти иначе? — произнес Ипполит.
— Ну и пробуйте. Вот вам половина доски. — Киреев даже не стал слушать, что значит «иначе». — Пробуйте, потом сверим.
Ипполит принялся рассчитывать. Он диктовал данные Эдуарду, машина шумно выбрасывала результат. Киреев, не дожидаясь, когда машина освободится, лепил цифры на краю доски. Сбивался. Начинал сначала…
К тому времени, когда он подбивал итог, освобождался Эдуард. Он проверял результат и заявлял, что у Киреева ошибка во второй части производной, вероятно при умножении.
— У вас швейная машина, — не соглашался Киреев. — У меня на пальцах получится точнее.
И упрямо пересчитывал под безалаберную подсказку сбоку.
— Я не могу работать в таких условиях! — отбивался Киреев.
Но все знали, что такая обстановка ему по душе. Он специально приглашал на кворум «ради шумка». Это его стихия.
— А куда у вас исчезло уравнение адиабаты?! — ехидно спрашивал Ипполит, поглядывая налево.
— Лучше следите за собой, — ответил Киреев. — В магнитной гидродинамике уравнение не исчезает. Просто оно сейчас не нужно.
Машина взрывалась пронзительным воем. Киреев вздрагивал и грозил свободной рукой Эдуарду:
— Не устраивайте зверинец!
В то время, когда он лепил в уголочке свои вычисления, кто-то стер исходные данные, найдя их нелепыми. Потом кто-то стер экспонент, найдя его ненужным. Киреев покидал уголочек и восстанавливал справедливость, шумно доказывая свою правоту.
Ему не хватало места, он скосил глаза на листочек с приказом.
— Это что?
— Приказ о вашем назначении завотделом, — подсказал Сеня.
Киреев сорвал листок, отбросил и продолжал вычисления.
Вадим смотрел на доску и ничего не мог понять. То, чем занимался сейчас Киреев, никакого отношения не имело к тетради, которую показывал ему Савицкий. Он подошел к Валентину Николаевичу:
— Что за фокусы? Что вы подсунули Кирееву? Это ведь бред. Где работа, которую вы показывали мне?
Савицкий резко повернулся к Вадиму. Он был бледен.
— Не ваше дело! Вас это не касается, — торопливо проговорил он.
Вадим обиженно отошел на место. Он ничего не мог понять.
Через час стало ясно, что ошибка не так проста. И у Ипполита получилась чепуха. Он минут двадцать как притих и рассматривал записи.
— Конечно, такой базар, — оправдывался Киреев, оглядывая остывающие знаки. — Возможно, ошибка в том, что мы стерли ранее. Неужели никто из вас не переписывал?! Это черт знает что. У кого есть закурить?
Несколько минут все дымили, лениво глядя на изрубленную мелом доску.
Стоит сейчас кому-нибудь что-то заметить, как все завертится сначала.
Лучше пока молчать.
— Что ж делать, Валентин Николаевич? Чепуха получается, — проговорил Киреев. — Анекдот просто. Как же с этим разобраться?
Савицкий встал, подошел к доске. Не спеша выбрал сухую тряпку и широким движением принялся стирать расчеты.
Странно. Ведь все намеревались продолжать. Зачем он стирает?
— Я с этим вожусь давно, Петр Александрович, — произнес Савицкий, заканчивая стирать. Это значило: «А ведь я не глупее тебя, да и тех, кто здесь теоретизирует».
Все так и поняли. Это был неприкрытый выпад.
Киреев растерялся. Он притушил папиросу и произнес:
— Если вы не возражаете, я возьму эти записи. Просмотрю дома.
Савицкий помедлил с ответом. Затем улыбнулся своей беззубой улыбкой и протянул тетрадь. Киреев свернул ее трубкой и сунул в широкий карман халата.
— Если вас обидело слово «анекдот», извините, — сухо проговорил Киреев.
— Кстати об анекдотах, — Савицкий был спокоен и продолжал улыбаться: — Бог подвел Адама к Еве и говорит: «Можешь выбирать себе жену».
Молодые люди торопливо рассмеялись. Киреев был серьезен. У него испорчено настроение, и он этого не пытался скрыть… Взял со стола пухлую папку и направился к Вадиму. Не торопясь, останавливаясь у каждого стола, что-то советуя, чем-то интересуясь.
Вадим был убежден, что Киреев пришел в лабораторию из-за него. Что возня с расчетами была случайностью, в которой Киреев не мог себе отказать.
Все произошло именно так. Он расположился на стуле Вадима, придвинул к себе весь материал последней стадии работ и, перебирая пальцами свои пепельные волосы, углубился в изучение.
Это было неожиданно — Вадим рассчитывал, что Киреев сразу начнет нападать на его работу, подготовляя базу для приговора. Вот тогда бы и произошел тот ближний бой, которого ждал Вадим.
Прошло четверть часа, потом еще четверть. Напряжение постепенно пропадало, уступая место апатии…
Изредка, не поднимая головы, Киреев задавал вопросы. Лаконично и быстро, словно желая поскорей разделаться с досадными помехами. И обрывал Вадима на полуответе.
Лаборатория опустела. Обеденный перерыв…