Савицкий в свободное время. Чего доброго и закончит тему… Хотя действительно уж больно долго он возится. И главное, отказывается от помощи Киреева. Гордыня.
Многие считали, что причиной несдержанности заведующего отделом явилась неудача с поставками металла. Киреев объездил множество заводов — и безрезультатно. Вот он и сорвался на Савицком. Это случилось задолго до Нового года…
Киреев появился в лаборатории после обеда. В просторном синем халате — признак рабочего настроения.
— Валентин Николаевич все болеет? Послушайте, Вадим Павлович, придется вам сходить к Савицкому… Звонили из «Экспресс-информации». Тема почти была закончена Горшениным. Пусть Савицкий сообщит выжимки. Для информации достаточно.
Еще день — и Вадим сам отправился бы к Валентину Николаевичу. Предложение Киреева было весьма кстати. Вадим не мог забыть фигуру Савицкого, прикрывшего глаза ладонью… И разбитые рюмки… Ему хотелось встретиться с Савицким. Наверняка их разговор перейдет в скандал. Иначе он никогда и не оканчивался до сих пор, но главное заговорить с ним. Показать, что он, Вадим, все прощает, все забыл, что он понимает Савицкого и не осуждает его…
Но Савицкий не появлялся. И желание Вадима превратилось в страсть. Он прислушивался к каждому шагу в коридоре. Утром заглядывал в лаборатории, где мог задержаться этот странный человек. Ежедневно давал себе слово вечером отправиться к Савицкому и каждый вечер перекладывал визит на завтра в надежде, что Валентин Николаевич утром явится наконец в отдел.
— А хлам со стола Савицкого уберите, — строго приказал Киреев. — Я это говорю не в первый раз. Надо уважать рабочее место своего коллеги.
С тихим шорохом откинулся глазок. Вадим почувствовал, как его осматривают. Он сделал шаг в сторону. Но дверь отворилась.
— Пришли проведать папу? Решились, значит, — сухо произнесла дочь Савицкого.
Вадим смущенно улыбнулся, словно один был виновен в том, что Савицкого никто не навещал. Вадим пытался вспомнить ее имя. Знал же, а вот забыл. И это, вероятно, отразилось на его лице.
— Не мучайтесь. Я младшая дочь Валентина Николаевича, Любовь.
— В отдел звонил врач и категорически запретил навещать. Неделю.
— Вы педантичны… Что произошло, вы можете сказать? От нас все скрывают. Ведь папа никогда раньше не пил.
Вадим не ответил и шагнул в комнату.
Он не сразу увидел Савицкого. Кровать стояла в нише, за парусиновой портьерой. Угол портьеры был приподнят, и из-под нее виднелась голова Савицкого.
Вадим подошел к портьере, не зная, что предпринять. Не заглядывать же под нее.
— Вы?! — Савицкий хотел что-то сказать, но замолчал — в комнату вошла Люба. Она забросила полог портьеры.
Вадим присел.
— Все болеете?
— Сердце, понимаете…
— Сердце? А в отделе слух, что ангина.
— Сердце. И главное, неплохо себя чувствую, а не выписывают. Кардиограмма ненормальная. Все наоборот — положительные пики направлены в отрицательную сторону.
— Может, перепутали полярность?
— Что вы? Это исключено. Просто у меня все наоборот, — усмехнулся Савицкий своей странной улыбкой.
Вадим наклонился.
— Не смейте ничего рассказывать дочери. Когда у человека сплошные неудачи, ему стыдно даже перед самыми близкими людьми…
Вадим оглядел комнату. Все тут было большое и прочное. Письменный стол, старый, с завитушками на конце. Такой же шкаф. Стулья, темные, с продавленными сиденьями. Над столом — потрескавшаяся бесцветная карта полушарий с латинскими названиями. Вадима поразило количество старинных инструментов. Расставленные по всей комнате, они тускнели зеленоватой желтизной. Гироскопы, секстант, три подзорные трубы, компас, барометры… И еще немало незнакомых вещиц векового возраста. Такое впечатление, что находишься на борту бригантины. В стороне висел бумеранг.
— Флибустьер. Мятежная душа корсара, — произнес Вадим.
Савицкий перекатывал яблоко по своей груди. Есть он почему-то не решался.
— Когда-то я собирал спичечные этикетки. У меня их было около двух тысяч, — добавил Вадим.
Казалось, они будут говорить о чем угодно, не переходя границу, за которой разговор может вылиться во взаимное недовольство, раздражение.
Вадим ловил быстрый скачущий взгляд Савицкого. Такое впечатление, будто набрасывались невидимые нити. Одна за другой. Чтобы он и Савицкий стали единым целым. Вадим повел плечами, ему хотелось сбросить эту паутину. Но не удавалось.
Какая-то неловкая пауза. Еще эта Люба…
— Всю неделю звонят из «Экспресс-информации»— нельзя ли их успокоить результатами по теперешней вашей теме?
— По горшенинской теме, — усмехнулся Савицкий.
Люба вышла и прикрыла дверь. Савицкий откинулся на подушку. Лицо его не переставало улыбаться своим вечным шрамом.
— Зачем вы пришли? Вас прислал Киреев?
— Да.
— Ах, вот как. Откровенность делает вам честь.
— Послушайте… Я не понимаю…
— Оставьте, Вадим, — перебил Савицкий. — Вам-то Киреев подарил номер журнала со статьей? За сколько вы продали мою идею Кирееву?
Вадим обхватил побелевшими пальцами колени:
— Перестаньте меня оскорблять… О какой статье идет речь?
— Не хитрите, Вадим, — усмехнулся Савицкий. — Впрочем, прошу! — Савицкий достал с табурета журнал и протянул Вадиму.
…Вадим продирался через ряды интегралов, разбирался в громоздких формулах. Почти после каждой фразы приходилось листать страницы, чтобы найти продолжение мысли. Постепенно Вадим втянулся в материал и с любопытством следил за развитием. Он никак не мог отделаться от впечатления, что это знакомо ему. Где-то уже встречал нечто похожее. Но где? Вадим вернулся к первой странице. «П. А. Киреев. К вопросу о механизме образования гидроксила межзвездной среды».
И вдруг он вспомнил. Вспомнил! Ну конечно. Неужели Савицкий может так подумать. Вадим попытался взять себя в руки. И он заговорил как можно спокойней:
— Даю вам слово — я никогда ни с кем не говорил о вашей работе. Никому! Никогда! Вы мне верите?
Савицкий с хрустом вгрызся в яблоко. Так он обычно расправлялся с луком в лаборатории, в обеденный перерыв.
— Врете, Вадим…
— Что ж мне сделать, чтобы вы поверили?! — зло произнес Вадим.
— А для чего вам это? Кто я? Пешка! Нуль!
— Я в отчаянии!
— У вас еще мало опыта, Вадим. Вы только начинаете. Пока вас мучает совесть… Хотя морально вы для этого уже подготовлены, — Савицкий вновь откинулся на подушку. Острый кадык бессильно скользил под тонкой бледной кожей.
— Умоляю вас… Это неправда! — выкрикнул Вадим. Он чувствовал такую ненависть к этому
