сама призналась, что с тех пор не раз переживала его снова… Держу пари, что каждый раз, когда она встречается с Джордже Сырбу, он говорит ей что-нибудь по этому поводу…
— Возможно, — ответила Ана. — И всё же нельзя так зло говорить о человеке, умершем двадцать лет тому назад, что бы он тебе ни сделал. Нужно учитывать обстоятельства…
Эмиль взглянул на неё краешком глаза. Конечно, Ана думала сейчас об обстоятельствах, приведших к смерти её отца. Он один знал, какое глубокое понимание и подлинный гуманизм проявила она по отношению к людям, которые невольно способствовали созданию того безвыходного положения, в которое он попал тогда.
— Всё же мы узнали кое-что новое… — сказал Эмиль, чтобы отвлечь её от грустных мыслей.
— Не слишком-то много.
— Мы и не можем рассчитывать на многое по прошествии стольких лет.
— Ты, конечно, имеешь в виду прямые угрозы капитана кавалерии и моего любимого актёра? — спросила Ана.
Эмиль засмеялся, вспомнив, каким тоном «продекламировал» актёр свою угрозу.
— Ты смеёшься над моим любимым актёром? — притворилась Ана обиженной.
— Нет! Разве я смею! — сказал Эмиль и добавил другим тоном: — Но мы узнали, что мастерица прямо обвиняет Нягу в краже браслета.
— Ведь Ирина нам это сказала… Её мужа заподозрили первым.
— Да, но Ирина Нягу скрыла от нас тот факт, что она знала электрика раньше.
— Может быть, это просто навязчивая идея мастерицы.
Эмиль вспомнил, с какой настойчивостью повторяла Ирина, что познакомилась с Нягу во время следствия после смерти актрисы.
— Значит, можно сказать, что Ирина Нягу, урождённая Добреску, нас обманула.
— Или хотела это сделать, — поправила его Ана.
— А с какой целью?
— Может быть, она ещё тогда так сказала, чтобы её не заподозрили в краже браслета, — предположила Ана.
— Хорошо… Но сейчас-то ей зачем врать? Из-за обвинения в воровстве, выдвинутого двадцать лет тому назад… Кстати, об этом она упомянула лишь вскользь…
И Эмиль снова вспомнил о своих наблюдениях, сделанных во время разговора с Ириной. Когда, почти против её воли, зашёл разговор о краже, женщина начала запинаться, останавливаться на каждом шагу, взвешивать каждое слово… Именно поэтому он и сказал ей, уходя, чтобы она разыскала его, если вспомнит что-нибудь новое.
— А о том, что Нягу кто-то звонил в тот день в театр? — снова спросил Эмиль.
— Вероятно, назначали свидание.
— Где? — спросил Эмиль, и по его тону было ясно, что ответ для него очень важен.
— Где? — пожала плечами Ана. — Может быть, в театре, может быть, в кино… а может быть… в доме артистки.
— Может быть, в доме, — повторил как бы про себя Эмиль и принялся монотонным голосом распутывать нить своих догадок: — Электрик мог уйти из театра только после окончания спектакля. Значит, почти одновременно с Беллой Кони. Я сказал «почти», потому что артистка обычно задерживалась: нужно было разгримироваться, может быть, выпить стаканчик с очередным поклонником…
— Ты хочешь сказать, что в тот час, когда было совершено преступление, Нягу находился в доме артистки?
— Вполне возможно.
— И убил её, чтобы отомстить за обвинение в краже! — воскликнула Ана тоном, о котором нельзя было сказать наверное, шутливый он или серьёзный.
— Ну, не совсем так…
Эмиль хотел что-то добавить, но, заметив, что они подошли к большому зданию, на первом этаже которого находилась кондитерская «Нестор», резко остановился. Несколько мгновений он колебался, потом взял Ану за локоть.
— Пойдём со мной! У меня есть для тебя сюрприз! — сказал Эмиль и потянул её на боковую улочку, где был вход в здание.
— Не хочу больше никаких тайн! — воспротивилась Ана.
— Не бойся! Пошли! — настаивал он с той же загадочной улыбкой.
— Ну, готово! Теперь-то уж мы поймаем убийцу!
Девушка из библиотеки
— Они вошли в огромный холл, отделанный чёрным мрамором. Здание было старое, из тех, что построили ещё накануне второй мировой войны.
Эмиль остановился перед списком жильцов и, найдя то, что искал, коротко объявил:
— Четвёртый этаж.
Это известие не слишком обрадовало его сотрудницу, ибо на кабинке лифта висело красноречивое объявление: «Лифт испорчен».
Они начали покорно подниматься по лестнице. Рядом с ними шёл какой-то старичок, задыхающимся голосом произнося бурные проклятия по адресу кооператива «Лифт»:
— С тех пор, как они сделали капитальный ремонт, он больше стои?т, чем движется! Чтоб им пусто было! Двадцать лет ходил, а как только отремонтировали — встал, и ни с места! А деньги за обслуживание, небось, берут!
На втором этаже старик остановился, чтобы передохнуть, и Эмиль с Аной продолжали подниматься, не сопровождаемые больше «комплиментами» по адресу кооператива «Лифт».
На четвёртом этаже они остановились.
— И в самом деле, как тут не начнёшь браниться — воскликнул Эмиль. — Впрочем, мне движение необходимо. Меня подстерегает склероз!
— Кто здесь живёт? — с любопытством спросила Ана.
— Ещё минуточку — и ты всё поймёшь! — ответил Эмиль, нажимая на кнопку одного из звонков.
Им открыла пожилая женщина.
— Мадам Флорика Аиоаней? — спросил Эмиль.
Ана не сдержалась, чтобы не бросить ему укоризненного взгляда:
— Ага, вот как!.. и ты молчишь?!..
— Да, — дрожащим голосом ответила женщина.
— Извините, пожалуйста, за беспокойство, — начал Эмиль. — Но мы хотели бы вас кое о чём расспросить… мы из милиции…
— Пожалуйста… входите! — пригласила их женщина.
Они прошли прихожую, и женщина впустила их в небольшой холл.
Флорика Аиоаней была женщина лет семидесяти, худенькая, низкая, одетая в простое чёрное платье. Её поседевшие волосы имели голубоватый оттенок: как видно, когда-то они были блестящего чёрного цвета. Сзади волосы были собраны в огромную шишку. Казалось, что женщина их никогда не подстригала.
— Садитесь! — пригласила она их, всё тем же дрожащим голосом.
«Гости» сели. Ана огляделась. Это была двухкомнатная квартира, чистая, хорошо обставленная. Одного хозяйского взгляда было достаточно, чтобы определить, что в этом доме всего вдоволь. Радиоприёмник, маленький проигрыватель. И повсюду вязаные салфеточки, кружева, вышивки. Всё сделано искусно, со вкусом. «Она вышивает, — подум Ана, — и, как видно, следит за модой».
Женщина взглянула на них вопросительно. Её голова по-прежнему слегка тряслась, что выдавало, однако, не страх, а удивление. Эмиль отметил это про себя. Не зная, с чего начать, он бросил на Ану
