берегами.
Бросая ручные гранаты-«яйца» со своей коробки, они пытались ловить рыбу. Однако весь улов — несколько оглушенных карпов — никуда не годился. Никто даже не предлагал отнести такую грубую рыбу на кухню унтер-офицера Штенгера.
Вилли Шерб настолько впечатлил меня, что я запомнил, как его зовут. Он был настоящий петух, крепкий и задиристый. Как и Куниш, Вилли был на Восточном фронте достаточно долго, все время служа механиком-водителем. Он имел отличную репутацию, как таковой.
Вилли был известен своим серьезным отношением к работе — черта, которая, без сомнения, повлияла на длительность его службы в танковых войсках. Когда он был в дозоре на улице какой-то деревушки, он занимался тем, что тыкал мушкой своей винтовки 98К в живот тех, кого окликал, даже приятелей. Если на требование «Пароль!» не было мгновенного ответа, Вилли переходил к более суровому «Руки вверх!» и тому подобному. Поймав офицера, который медлил с отзывом, Вилли был счастлив на всю ночь.
Конечно, Вилли знал русские эквиваленты страшных немецких команд. Stoi (стой), Rooki и>шУ&(руки вверх) и Issy soodaw (или сюда) он знал хорошо, но не мог применять, из боязни того, что парни примут его за русского и застрелят. Также Вилли, служивший достаточно долго, чтобы не путать наступление с отступлением, и знавший признаки плохих времен, сопутствующих последним, мог выступить с коротким «русским» стихотворением анонимного германского происхождения, таким, как вот это, называющееся Woina (война): Nyema koori, пета yeika, /Nyema matka, nyema balalaika». («Нет больше кур, нет больше яиц, / нет больше женщин, нет больше музыки».)
Лучшим другом Вилли был Алекс, «хиви» (сокращение от Hilfswilliger — то есть кто-то, желающий помочь врагу, или «коллаборант»). Алекс служил в советских танковых войсках. Одетый в германскую военную форму, но без знаков различия, он и еще два остальных «хиви» были приписаны к ремонтному подразделению. К сожалению, Алекс не был хорош в советских танках, хотя он был готов дать совет там, где он что-то знал.
Часто большой Алекс — два из трех «хиви» были Алексами; младший, не такой крупный, как приятель Вилли, был известен как malyenki Алекс — поздно вечером ходил с Вилли в двухчасовой дозор. Вилли ловил кого мог, а потом, сказав, что положено, и слегка отодвинув винтовку, передавал задержанных Алексу на трехминутную лекцию о том, как остаться незамеченным, двигаясь пешком в ночное время на неприятельской территории или рядом с ней.
Под луной Алекс выглядел смертельно серьезным — если была луна — и поднимал палец к губам, показывая, что'абсолютное молчание было первым условием. Вскоре он продолжал рассказывать ребятам, кроме всего прочего, что Russki двигаются вдоль стен домов, а не посередине улицы, как это делают Nemetsky. Алекс каждый раз это говорил. Очень жаль, что, как я уже сказал, Алекс не был tankist. Его совет в этой области мог быть более ценным, чем его более общие советы. Я бы спросил его, что Т-34–76 или Т- 34–85 возили с собой из осколочных снарядов. Ни разу не видел, чтобы они пускали их в ход.
Вилли Шерб, образец добросовестности, доверял троим «хиви». Я тоже.
И что была бы за жизнь за немецкой линией фронта в Литве, без Старого Штенгера, Сумасшедшего Куниша, — да, придется включить этого старого сукина сына, хотя в одном смысле, скорее, нет, — белокурого мясника, группу «Швиммваген» и Вилли Шерба с его тенью, Большого Алекса?
Гораздо более скучной.
Глава 10
Комментарии к фронтовой клятве солдат 7-й танковой дивизии
Раздаваемый довольно близко к концу Второй мировой войны, — конечно, уже после покушения на Адольфа, Верховного Главнокомандующего, — показанный в этой главе листок, форматом с расчетную книжку, содержит в себе выжимку идеальной фронтовой идеологии, которой официально ждали от солдат танковой дивизии.
Тест этой клятвы, конечно, можно считать всего лишь зажигательной речью командира дивизии — проповедью, вложенной, так сказать, в уста каждого из его подчиненных.
Однако из-за упора на национал-социализм клятву также можно считать подкреплением, но не заменой, присяги, отдаваемой членами армии, флота и ВВС.
У Waffen-SS своя присяга, начинающаяся словами «Ich schwцre Dir, Adolf Hitler…» («Клянусь тебе, Адольф Гитлер…»). Неформальное Dir подчеркивало сильную связь между эсэсовцами и фюрером.
1 июля 1944 года традиционное военное приветствие в большей части танковых войск — я сказал «большей части», потому что Ваффен-СС был исключением, — сменилось на нацистское, состоявшее в поднятии правой руки, как будто для военного приветствия, с кончиками пальцев на уровне лба, а не у правого виска. Не стоит сомневаться, что за последние десять месяцев или около того командиру танковой дивизии пришлось иметь дело с огромным числом дышащих ему в затылок вышестоящих инстанций.
Может быть, клятва отражает попытку политизировать части Вермахта, не входящие в Ваффен-СС, не приписывая их к Ваффен-СС. Четким признаком того, что клятва была санкционирована гораздо более высоким начальством и произведена в типографии далеко за линией фронта, было качество бумаги. Не привычная шершавая бумага для пишущих машин.
В то время появление на поле боя отличной типографской работы было редкостью. Во многих частях давным-давно какой-нибудь «канцелярский Джо» печатал все удостоверения к наградам на обычной раздолбанной пишущей машинке с дряблой, изношенной, строптивой лентой. Ярким контрастом к этому свежий шрифт клятвы не имеет ни асимметрии, ни других признаков самодельщины.
На обычных плохо пропечатанных канцелярских документах неизменно имелась, кроме подписи командира части, одна неотъемлемая вещь — официальная печать части. Странно, но клятва не содержит такой печати, не несет она и обычно вездесущих государственных символов, то есть орла со свастикой.
Клятва появилась, когда многие командиры частей пытались переплюнуть один другого, используя грязные методы, скоро ставшие известными как Soldatenklau. Например, танковый экипаж или то, что от него осталось, всего в нескольких километрах по дороге от линии фронта, где они потеряли танк в бою, встречает контрольно-пропускной пункт, на котором стоит не военная полиция, а проинструктированный и готовый действовать Oberleutnant или Hauptmann, и необязательно армейский, — и с ним дюжина его людей — Soldatenklau.
Несмотря на многочисленные чины и медали и, наверное, несмотря на раны, столь недавно полученные, Soldatenklau приветствуют танкистов насмешками и оскорблениями. О них будет сказано «сачки» и даже «дезертиры». Затем будет грубый перевод на службу в местную часть пехоты.
Влипнуть в Soldatenklau почти всегда означало получить очень неприятный опыт, пример человеческой бесчеловечности. Может быть, сукины дети из Soldatenklau давали клятву более мощную, чем ту, что давала 7-я танковая дивизия?
В части Восточного фронта, примыкавшей к прибалтийским странам, был особенно известен фельдмаршал Шёрнер — своими многочисленными заставами Soldatenklau.
Это было время, когда, например, простое солдатское высказывание «Пайки все хуже, а с ними и наступление, и военная мощь», если о нем услышали и донесли, могло привести к смертному приговору.
Да, глядя на редкий экземпляр той фронтовой клятвы солдат 7-й танковой дивизии, самые разные мысли приходят в голову одного из них — в мою. Я, например, легко вспоминаю, что никто из нас, танкистов, не лил слезы, когда до нас дошло сообщение о покушении на Адольфа 20 июля 1944 года, в штаб-квартире «Волчье логово» в Восточной Пруссии у города Растенбурга, в 160 км от литовского Лайпа-лингиса.
Мой перевод фронтовой клятвы солдат 7-й танковой дивизии гласит:
ФРОНТОВАЯ КЛЯТВА солдат 7-й танковой дивизии
Я ВЕРЮ
в Германию. Моим примерным поведением и всем написанным и сказанным я сделаю все для
