Берлинский аэропорт был набит до отказа шведами, финнами, англичанами, африканцами… Над Европой бушевал циклон. Над Берлином было тихо.
Все кресла, все диваны, все места в ресторане были заняты разноязыкой, разноплеменной публикой.
В отличие от остальных пассажиров, у меня не было ни рублей, ни долларов, ни крон. Деньги я должен получить в Праге.
– Сейчас придет представитель Аэрофлота, вы обратитесь к нему, – сказала мне бортпроводница.
Но представитель пришел только тогда, когда вечером наш самолет взял курс на Прагу. Я погрозил ему кулаки из окошка, но он не видел. Араб уехал к берлинскому брату… И мне не с кем было поделиться моими познаниями в чехословацкой географии. Впрочем, может быть, мы подлетаем к Амстердаму? Нет, Прага!
В кресле на аэровокзале спал встречающий меня с утра администратор. Мы поехали прямо в театр, где уже начался спектакль. А я, усталый, голодный, улыбающийся, сидел в ложе и изо всех сил старался не уснуть. А потом меня вытолкнули на сцену. Я целовался с режиссером, жал руки актерам, нас фотографировали, и вдобавок на шею надели твердый венок из лавровых листьев с алыми лентами, на которых золотом было написано «Дорогому списывателю». Списыватель – это писатель. Я был на верху славы. Исполнилась мечта гимназиста-приготовишки. Жаль только, что никто из близких не видит моего триумфа. Покажу им фото. Я с лавровым венком на шее, с глупой физиономией – среди ангелов, чертей, балерин в пачках, рядом с самим Богом. Для этой минуты я жил и учился в Покровской гимназии, в строительной школе, в консерватории, в Пролеткульте, писал, воевал, страдал, женился, рождал детей… И вот… Зеленый лавровый венок, алые ленты, губная помада на щеках…
А потом с чемоданом, с венком, который несли мои новые друзья Ян, Иржи, Евжен и еще Иржи, мы проследовали на Вацлавскую площадь в отель «Амбассадор». Я наскоро оглядел приготовленный мне номер. Дал телеграмму в Москву и вышел на площадь, где меня уже ждали Ян, Иржи, Евжен и еще Иржи с венком.
– Эх, надо было бы отнести венок в номер! Ну ничего, на обратном пути.
И мы двинулись в ресторанчик-подвальчик, где уже сидели актеры и режиссер. Там я наконец поел. Мы выпили как следует, потом пошли в другой ресторанчик. На вешалке я забыл венок. Швейцар бросился за мной:
– Пан списыватель, вы забыли свой венок!
Я вернулся. Забыть венок в другом ресторане тоже не удалось. Метрдотель догнал меня и вручил его.
Потом мы, сильно шатаясь и напевая хором «Ой цветет калина в поле у ручья», шли по улице. Хлестал дождь, я несколько раз. желая подхватить выскальзывающий из рук венок, падал за ним в лужу… Наконец, расцеловавшись с друзьями у вертящейся двери «Амбассадора», я надел очень грязный и мокрый венок на шляпу и пытался незаметно проскользнуть мимо строгого швейцара в вертящуюся дверь. Но швейцар изловил меня и отправил в другую сторону вертящейся двери – на улицу. Тогда я снял венок с головы, засунул его под пальто и показал мою визитную карточку.
В номере я бросил грязный и мокрый венок на пол и стал наливать в ванну горячую воду, чтоб вымыться. Разделся догола и внезапно почувствовал угрызения совести. Они мне венок, от полноты чувств, а я… Поднял венок, положил его в ванну рядом с собой и стал чистить зубной щеткой, смывая грязь…
Зазвонил телефон. Долго, неумолчно… Вызывала международная.
Голый и мокрый, я спешил к телефону, но поскользнулся в мыле и стукнулся носом о край ванны. Пошла кровь. Лентой от венка я вытирал кровь и кричал:
– Алло! Слушаю!
– Это говорит Шевцов из «Вечерней Москвы». Как прошла премьера? Продиктуйте несколько строк. Передаю трубку стенографистке.
Вытирая лентой кровоточащий нос, я стал диктовать…
– С чувством большой радости…
Не помню, что я еще диктовал, но на следующий день заметка в газете появилась. А я, разделавшись с телефоном, вернулся в ванну и обнаружил, что все листы от венка отделились и плавают на поверхности воды…
На следующий день, проделав все необходимые визиты и купив в лавочке канцелярский клей, я аккуратно налепливал на каркас лавровые листы. Получилось плохо. Отвратительно. И кровь с ленты не смывалась.
Сердечно попрощавшись с театром, рассказав московские театральные новости, я пошел в отель, наскоро уложил чемодан и спустился вниз. В вестибюле меня догнала горничная и вручила мне венок. Я выбросил из чемодана купленные в подарок жене и дочери туфли и, попросив прислать их отдельно, вложил в чемодан венок. Ленты вылезали из чемодана и волочились по полу. Меня провожали Ян, Иржи, Евжен и еще Иржи…
Дома, торжественно открыв чемодан, я вынул венок. Он был страшен. Вдобавок клей и краска от лент перепачкали мои рубашки и косынку – подарок няне.
– Что это такое? – строго спросила жена.
Я объяснил. Сказал, что этот венок нужно повесить над моим письменным столом. Няня и жена заплакали. Венок в доме? Что тут, покойник?
Когда я вернулся после недолгой отлучки домой, венка уже не было… А туфли, которые я вынул тогда из чемодана, так и не дошли, потерялись в пути.
Ночью меня душили сны. Будто я на двух венках, как на велосипеде, мчусь куда-то вниз с горы. То вдруг венок превращался в смеющуюся рожу неведомого зверя. То вдруг становился нолем за поведение в школьном дневнике. То огромным бубликом, который я ем и неожиданно ломаю челюсть.
– Перестань скрежетать зубами! – толкнула меня в бок жена.
