бездействии, ненависть и зависть между Афинами и Спартой стали усиливаться и привели, наконец, к открытой войне между ними. Спартанцы в 457 году выступили против фокеян, чтобы оказать помощь своим соплеменникам дорийцам на Эте, на которых напали фокеяне, а вместе с тем и для восстановления своего так сильно потрясенного авторитета в Средней Греции. Возвращаясь в Пелопоннес, они нашли, что все проходы, ведущие к перешейку, заняты афинянами, отступили в Виотию и там, при Танагре, встретились с афинянами. 11500 спартанцев и пелопоннесцев сражались против 14000 афинян, аргосцев и других союзников. Это была первая битва, в которой спартанцы и афиняне соперничали друг с другом.
Долго колебалась победа, пока корпус фессалийских всадников, посланных на помощь афинянам, не перешел к спартанцам. Этой изменой победа склонилась на сторону спартанцев; но они не воспользовались победой, а быстро ушли назад в Пелопоннес.
Перед этим сражением явился к войску афинскому Кимон. Он в полном вооружении стал в отряде, составленном из членов его колена, т. е. Инийской филы, чтобы вместе с ним сражаться против спартанцев. Как при Саламине Аристид, так и он, несмотря на изгнание, не забыл отечества в минуту опасности. Он знал, что в афинском войске коренятся злонамеренные происки аристократических партий, что аристократы думают доставить победу спартанцам, дабы с их помощью ниспровергнуть в Афинах господство народа. Кимон хотел предотвратить это. Он сам принадлежал к аристократической партии, и в войске было много его друзей. Но заговор и измена были далеко не по душе ему и его друзьям, и он хотел воспрепятствовать тому, чтобы аристократы запятнали себя преступлением и ввергли в гибель отечество. Афиняне, впрочем, не доверяли и Кимону; его враги подняли громкий крик, будто он хочет привести в беспорядок афинское войско и идти с лакедемонянами на Афины. Это обстоятельство привело совет пятисот в такое беспокойство, что он велел военачальникам не допускать Кимона к войску. Кимон должен был удалиться, но просил своих друзей, обвиняемых в приязни к лакедемонянам, мужественно сражаться против врага и своим поведением очистить себя от этого упрека в глазах своих сограждан. Друзья взяли его вооружение, поставили в середине своего отряда, и все, числом до ста, нашли себе смерть в храброй битве. Вероятно, заговорщикиаристократы побудили фессалийских всадников перейти к спартанцам; но от этой измены они ничего не выиграли, потому что пелопоннесцы думали только о том, чтобы как можно скорее прийти в отечество.
Кимон и его друзья доказали на деле свой бескорыстный патриотизм. Это обстоятельство расположило в его пользу афинян, так что они тотчас после этого вызвали его из ссылки, в которой он прожил несколько менее пяти лет. Сам Перикл сделал предложение о его возвращении. Он уже и прежде этого тайно сносился с Кимоном через сестру его Эльпинику и совещался с ним касательно управления государством. Необходим был мир с лакедемонянами, со стороны которых опасались нападения на Аттику. Кимон был прямой человек, чтобы вести переговоры о мире с лакедемонянами. Деятельность же афинян, жаждавших постоянных занятий, должна была быть направлена против старого национального врага — персов. После длинных переговоров Кимон в 450 году заключил с лакедемонянами не мир, а перемирие на пять лет. Для борьбы же с персами нашли случай в Египте.
Египет со времени завоевания его Камбизом был всегда беспокойной, послушной провинцией персов и очень часто делал попытки к свержению ненавистного ему ига. В 462 году житель Ливии Инар восстал против Персии, чтобы снова основать самостоятельное царство фараонов, а афиняне послали ему на помощь, в 460 году, флот и войско. После нескольких годов счастливой войны Инар был побежден: афинский флот был окружен на острове Прозопитид и истреблен (455), но Амиртей удержался в низменностях и болотах Нижнего Египта и просил теперь афинян о помощи. Это обстоятельство для афинян было важным предлогом отомстить персам за поражение своего флота и смерть своих граждан, приобрести снова потерянный Кипр и отнять у персов господство на финикийском море. С этой целью в 449 году послан был Кимон с флотом в 200 кораблей. Он с радостью принял начальство над флотом: мир с греческими государствами, война с персами были постоянным его лозунгом. Он был еще в цветущих летах; ему представлялось, следовательно, обширное поле для славы. Итак, Кимон победоносно направился к Кипру, прогнал неприятельские корабли, встретившиеся ему на пути, послал 60 кораблей в Египет, а с остальными расположился перед кипрским городом Китием. Но во время осады этого города заболел и умер среди победоносного своего пути. Перед своей смертью он отдал приказание скрыть его кончину, дабы не произошло смущения в войске, и снять осаду с Кития. Флот, с трупом своего героя на борту, снял осаду с Кития, выследил флот варваров и разбил его наголову близ кипрского города Саламина. После новой сухопутной победы над персидскими войсками он возвратился в Афины, между тем, как ни неприятели, ни союзники в течение 30 дней ничего не знали о смерти полководца. Здесь труп победоносного и в самой смерти вождя похоронен был перед мелитскими воротами, где и сооружен ему почетный памятник. И жители Китиона позднее чтили могилу Кимона. Во время голода они получили от оракула приказание не забывать Кимона, но почитать и обожать его как высшее существо.
Кимон, как полководец, сделал много для своего отечества. Он с афинским флотом, основание которому положили Фемистокл и Аристид, достиг блестящих результатов. Победой при Саламине, которую он одержал уже как мертвый герой, в 449 году, заключается славный период так называемых персидских войн. Греческие историки говорят о мире, заключенном Кимоном еще на Кипре с царем персидским, следующего содержания: «Все греческие города в Азии должны быть независимы; персидские сатрапы должны подходить к морю не ближе, как на три дня пути, и ни один персидский военный корабль не должен появляться в море между Фазелисом в Памфилии и Кионейскими островами во фракийском Босфоре. Афиняне, со своей стороны, не могут посылать войск во владения персидского царя». Другие авторы помещают заключение такого мира на двадцать лет ранее и считают его результатом битвы при Эвримедонте. На самом деле такого мира в действительности никогда не было, но вследствие победы Кимона взаимные отношения греков и персов и без всяких договоров приняли такой вид, что они фактически вполне соответствовали условиям мнимого трактата.
17. Перикл Афинский
Перикл был величайший государственный человек Греции. Во время его правления афинская демократия получила свое окончательное развитие, а Афинское государство достигло величайшего могущества и блеска. Перикл был сын Ксантиппа, победителя при Микале, о котором мы уже часто упоминали в предыдущих главах, и Агаристы, внучки законодателя Клисфена. Он принадлежал, следовательно, по отцу и матери к весьма знатной фамилии, славное прошлое которой, равно как военная слава отца, долженствовали исполнить свежий ум мальчика высоких мыслей и поощрить к достойному его отца поприщу в служении отечеству. Великие судьбы его отечества, совершившиеся во время его малолетства, не остались, конечно, без глубокого влияния на сердце мальчика и юноши. Когда Перикл был мальчиком, он пережил разрушение Афин, великие поражения варваров, сооружение нового города. Когда был юношей, он видел новое процветание афинского могущества, участвовал вместе с прочими в славных битвах.
Природа весьма щедро наградила Перикла и телесными, и духовными дарами. Он имел изящную и вместе с тем крепкую организацию, которая еще более совершенствовалась от постоянных упражнений, живой, проницательный и твердый ум, полный могущественного влечения к знанию и полноте образования, которое нигде лучше не могло быть удовлетворено, как в умственно возбужденных Афинах, куда стекались со всех частей Греции лучшие умы. Не довольствуясь обыкновенной мерой аттического образования, Перикл искал образования в знакомстве с отличнейшими художниками и философами. Между ними были известные виртуозы — Пифоклид и Дамон. Оба они занимались также политикой и красноречием, а последний был даже глубоким мыслителем и человеком большого влияния; далее философ Зинон, который особенно приобрел себе славу усовершенствованием диалектики, риторики и софистики. Но всего больше Перикл обязан был знакомству с философом Анаксогором Клазоменским. Перикл уже от природы, так сказать, имел возвышенный образ мыслей. Такое направление его ума отвлекало его от сношения с низкими и невежественными людьми; величественное мировоззрение Анаксогора поддерживало его в этом возвышенном направлении, облагораживало его сердце и укрепляло его ум. Спокойное, серьезное сознание своего достоинства, умственное превосходство, которое он приобрел себе философским образованием, повсюду отличали его от обыкновенных людей, внушали каждому удивление и благоговение перед ним.
