Наконец гастрономическая вакханалия подошла к концу.
— Детка, гони своих усатых на улицу или сама иди вместе с ними! — категорически потребовал Римбольд.
— Это еще почему? — возмутилась Глори. Лежащая у нее на коленях крысь, тут же уловив перемену настроения, открыла один глаз и тихонько рыкнула, а остальные, отирающиеся вокруг ног моей ненаглядной, дружно поддержали. Гном мигом оказался на противоположной стороне лавки и затараторил:
— Ничего-ничего! Я просто собирался вытянуть свои старые, больные, стертые ноги и вздремнуть чуток, но теперь подумал, что лучше мне устроиться не на жесткой лавке, а в том симпатичном стоге сена, где…
— Здравы будьте, гости дорогие!
Эге, а вот и хозяин дома появился! Никем другим этот могучий, кряжистый старик быть не мог. Дальне-Руссианский Предел, конечно, находится на другой стороне Чемодана, и все такое, но вряд ли тут все пожилые мужчины поголовно ходят в холщовых небеленых рубахах, расшитых непонятными узорами, опираясь на посохи с навершиями в виде совы, а живая сова сидит у них на плече. Одним словом, выглядел он вполне легендарно.
— И тебе, мудрый Друзь, здоровья и всего наилучшего! — ответил за всех я, попытавшись говорить максимально «по-местному». — Да и за теплый прием спасибо.
— Полноте, — огладил бороду кудесник. — В Пределе нашем закон гостеприимства свят. Да и в животе бурчание — худая музыка к беседе.
— Правильно, — важно кивнул Римбольд и похлопал по своему изрядно вздувшемуся животу. — Мы в Стоунхолде придерживаемся тех же взглядов.
— Да и мы в Геймсе…
— И мы в Хойре… — не сговариваясь, одновременно заявили мы с Боном. А вот Глори ничего не сказала — она была чересчур занята обихаживанием крысей. Впрочем, даже без упоминания с ее стороны о Гройдейле я почти услышал тот стук, с которым отвалилась нижняя челюсть Друзя. Отшвырнув в угол посох и небрежно выкинув обиженно ухнувшую сову в раскрытое окно, он буквально рухнул на лавку и очумело помотал головой, а потом замысловато выругался:
— Ох, чтоб я сдох! Извините, барышня, не удержался. То двадцать лет с родины вестей не было, а то соотечественники табуном пошли! Не иначе, Альпенштокский перевал растаял…
— Ничего, господин Друзь, я понимаю.
— Сомневаюсь. Я ведь уже скоро четверть века в этой глуши сижу, думал, что и говорить-то по- человечески разучился, без всех этих «вельми» и «доколе». Ну что, господа, давайте знакомиться?
Следующие три часа мы, сменяя друг друга, пересказывали сначала все мировые новости, а потом и наши собственные приключения. Друзь только головой качал да машинально жевал один пирожок за другим.
— Да, дела-а… — протянул он, когда мы наконец закончили. — Значит, яйцо феникса в этот раз всплыло у нас? И ты, парень, настолько любишь ту девицу, что готов отдать такое сокровище?
— Скажем так: у меня нет выбора, — хмуро ответствовал Бон.
— Сэр Бон — истинный рыцарь, для которого верность даме сердца превыше любых сокровищ!
Взгляд Друзя, брошенный на Ки Дотта, был весьма характерен. Как видно, подобные неисправимые идеалисты водились на этой стороне Чемодана примерно в том же количестве, что и у нас.
— И потом, яйцо ведь еще нужно достать, — добавил я. — На вас, уважаемый Друзь, вся надежда. Поможете?
— Помогу, помогу, куда ж я денусь, — махнул рукой тот. — Вот поговорим еще немного и займемся. Дело-то нехитрое. Вы мне другое скажите: теперь что же, оттуда сюда любой шастать может? Хоть пешком, хоть верхом?
— Это вряд ли, — покачал головой Бон. — Я вот, например, человек, в силу профессии, весьма наблюдательный.
— Допустим. И что с того?
— А то, что даже я ни в жисть не отличу в Ущелье Хрюкающей Погибели иллюзорную стену от настоящей.
— Ерунда! Способов уйма. Ох, порадовали вы старика! За такую новость и выпить не грех!
Мы с удивлением взирали на пребывавшего в эйфории волхва и никак не могли понять, что же в нашем рассказе его так обрадовало. В конце концов Римбольд не выдержал и поинтересовался.
— Что?! — возмутился Друзь. — И вы еще спрашиваете?! Да вы же фактически подарили мне свободу и обеспечили до конца дней!
— Простите, но мы считали, что божественное проклятие…
— А, вы уже слышали? Так вот, вся эта история с явлением мне Ссуфа и его грозным предостережением — высокохудожественный свист моего же собственного сочинения.
— Но тогда почему вы двадцать лет прожили в этой глуши? Вы наверняка привыкшие к совсем иной жизни?
— Знаете, милая барышня, привычка именно тем и хороша, что от нее при определенных обстоятельствах можно избавиться. Вот, к примеру, на родине я активно баловался трубкой, но в Дальне- Руссианском Пределе и окружающих его странах не растет табак, и — вуаля! — я бросил курить и чувствую себя превосходно. Что же до остального, то в этой глуши я сам себе господин — раз, живу на всем готовом — два, и работаю только от случая к случаю — три. Но этого не будет, если надо мной будет постоянно довлеть князь Вольдемир Красно Солнышко, хан Ушат Помоев, конунг Свен Занудссен, автократор Дуля
