Гавриил. Там разберутся. Если и вправду безгрешна — долго держать не будут.
Михаил. Но ведь она живой человек! Не вынесет жара! Сразу погибнет!
Петр. Тогда вознесется к нам, как великомученица. Ох, и будет же мне с ней морока, как со всеми этими великомучениками. Вечно им чего-то надо, всюду они воду мутят…
Гавриил. То-то Черт посмеивается над нами в кулак. Кстати, я уверен: молчание в эфире и все эти передвижения войск — его штучки.
Михаил. А Вседержитель-то думает, что это дело рук людей, и не видит величайшей опасности…
Петр. Грешите, святой Михаил. Он же всеведущ.
Михаил. В принципе — да…
Гавриил. Но то, что лежит на поверхности, Господь уже часто упускал из виду.
Михаил. Часто?! Всегда!
Петр. Цыц, крамольники! Сколь бы ни было серьезно положение, мы тем более должны питать доверие к Всевышнему, сосредоточиться на неотложных задачах. (Встает.) Я, к примеру, займусь сейчас погодой на завтра. Досугом покойных. Внемлю мольбам рыбаков и удильщиков — словом, посвящу себя текущим делам. Вы, кажется, хотели проводить маневры? Ну так с богом! Только не выходите за небесные границы.
Михаил и Гавриил (поняв, что аудиенция окончена, отдают честь). Честь имеем!
Петр. Свободны.
Михаил и Гавриил уходят. Постояв в раздумье, Петр устало идет к воротам, открывает одну дверь и долго смотрит на небо.
Ангел (в алькове, Михаэле). Я принесу еще одно одеяло, а то здесь дует.
Михаэла. Неудивительно — на такой-то высоте Зато какой отсюда вид, какой обзор!.. И такая тишина кругом… Он это ценит?
Ангел. Кто?
Михаэла. Бог.
Ангел. Спите уж.
Михаэла. А он никогда не спит? Даже не дремлет? Только бдит, витая над миром?
Ангел. На сей счет можно только гадать.
Михаэла. Понимаю. Это всюду так: как живут правители, от нас, простых людей, скрывают. Хотя что я себя с вами равняю? Вы ведь ангел, значит, уже нечто особенное.
Ангел (укрывает ее одеялом, напевает). «Спи, моя радость, усни…».
Петр (по-прежнему глядя на небо, печально). Я никогда не тревожил тебя зря, Господь. И даже теперь не решаюсь воззвать к тебе: кто знает, может, молчание в эфире тебе угодно было. Но когда даже на небе власть слаба… Творятся странные, непонятные вещи… Никто не знает, в чем дело…
Ангел (подходит к нему, мягко). Ваше превосходительство хотели продиктовать ноту протеста о загрязнении окружающей среды…
Петр. О чем вы говорите! Тут столько всяких других проблем!
Ангел. Тогда, может, мирное послание?
Петр. А я уполномочен? Да и будет ли в нем толк? Может, генерал прав: начать первыми, пока не поздно?
Ангел. Если вы спрашиваете меня…
Петр. Нет! Я спрашиваю Господа! (Громко, в дверь.) Ты слышишь меня, отче? Ответь же что-нибудь! Умоляю!
Тишина.
Ангел. Вы же знаете, он никогда не был особенно разговорчив.
Петр (скорбно). Что ж, тогда остается только окружающая среда. (Потянув носом.) Действительно, вонь идет снизу изрядная.
Ангел. Адская вонища. (Хочет закрыть дверь.)
Петр. Стойте! (Взволнованно.) Как вы сказали? Адская? Может, на сей раз архангел Гавриил прав и это впрямь козни Сатаны?
Ангел. Откуда нам про заграницу-то знать, тем более тот свет? Это же все секретное!
Петр. Та-ак… Сделаем все по-тихому. Чтоб не было паники. (Быстро закрывает дверь.) Надо испробовать все. (Останавливается и после короткого раздумья устремляется к сейфу, откуда извлекает красный телефон.) Ну и болван же я! Как это я сразу про него не вспомнил?
Ангел. Красный телефон?!
Петр (почти счастливо). Он самый — прямая связь с адом! Раньше надо было звонить от Господа, но отец наш смыслит в технике еще меньше моего. (Снимает трубку, медлит.) А может, не стоит?
Ангел. Сколько можно спрашивать?
Петр. С кем-то же надо посоветоваться! Так уж я устроен: как надо принять решение, так боюсь промашки. Жизни ведь не знаю: только и делаю, что руковожу. (Кладет трубку красного телефона и берет трубку обычного.) Проконсультироваться, что ли, с папой римским?..
Ангел. Позвольте узнать: кто это?
Петр. Весьма одаренный молодой политик. Надеюсь, все еще преданный нам. (Набирает номер, ждет.) Алло? Рим? Первосвященника, пожалуйста. (Выслушав ответ в трубке, смущенно.) Ага, понятно, тогда извините. (Кладет трубку.) Занятой человек! Сейчас ставит свою последнюю пьесу, после этого будет свергать три правительства, а потом едет кататься на лыжах.
Ангел. В аду и то такое невозможно. (Указывает на красный телефон.) Я бы, ваше превосходительство, все-таки позвонил.
Петр. Что ж, попробуем. (Снимает трубку, набирает номер, ждет.) Алло? Вы слышите меня? (Ангелу.) Какой-то гул.
Ангел. А кроме гула ничего?
Петр (подносит трубку к его уху). Послушайте сами. (Снова в трубку.) Алло? Алло!.. Проклятье! Вы что, оглохли, что ли? (Испуганно отдергивает трубку от уха.) Теперь какой-то треск.
Ангел. Должно быть, ваше превосходительство были слишком резки. Он, видимо, обиделся.
Петр (мягче в телефон). Прошу прошения, ваше величество. Вы слышите меня? Ответьте что-нибудь! Я звоню по делу исключительной важности. (Продолжая вслушиваться в трубку.) Теперь вообще все стихло. Может, это молчание в эфире и на телефон распространилось? Ничего не понимаю. Когда поставили эту вертушку, слышно было, как в соседней комнате. Гарантировали отличную связь.
Ангел. На случай кризисных ситуаций.
