На следующее утро. Диван пуст. На кровати кто-то спит — видны только его ступни и слышен храп. Зрители вначале не должны догадываться, что в кровати — Авантюро. Об этом не догадывается и Ангелика, которая тихо спускается но лестнице. Бросает на спящего гневно-нежный взгляд и на цыпочках выходит из чулана. В комнате она достает из сумки полотенце и умывальные принадлежности и уже собирается выйти во двор, но тут обнаруживает, что диван пуст. Всплеснув руками, она бежит обратно в чулан.
Ангелика. Просыпайся! Он уехал! (Наклоняется к спящему, целует его в ухо. Радостно.) Слышишь? Он испарился! Добровольно!
Авантюро (приподнимается). Не совсем добровольно. Его увела дама по имени Лидия.
Ангелика (удивлена, шокирована и видом его, и словами). Как же так?..
Авантюро. В автоматическую доилку попала молния, и теперь две тысячи триста пятьдесят четыре коровы нужно выдоить вручную. И, очевидно, наш друг Маттес — единственный, кто это еще умеет.
Ангелика. Но не сможет же он выдоить все две тысячи триста пятьдесят четыре…
Авантюро. Нет. Но он проведет ускоренный курс обучения бригады дояров. Да, я должен объяснить, почему я здесь, в кровати. Когда за ним пришли, я как раз свалился с дивана, и он был так любезен… Кстати: мне не показалось, что вы меня поцеловали?
Ангелика. Я перепутала. Извините.
Авантюро. Что вы. Было очень приятно! Правда, этот грех мне придется теперь замаливать. (Вздыхает.) Ах, если б мы уже отказались от этого целибата! Тогда даже сам святой отец занял бы другую позицию по отношению к поцелую. Но я, видно, до этого не доживу.
Ангелика (бездумно). Тогда, быть может, ваши дети?
Авантюро. Что-что?
Ангелика. Я имела в виду… Ну, не ваши собственные… Мы ведь всегда говорим о детях… Когда думаем о будущем…
Авантюро. И покраснели. Вам очень идет.
Пастор (бодро вышагивая по двору, направляется к двери и вдруг видит обоих в окне. Задерживается на минутку, возмущенно). Ах ты, гром тебя разрази!
Авантюро (не замечая его). Как вам спалось?
Ангелика. Хорошо, спасибо. Хоть этот свежий, пьянящий запах сена… То есть сено свежего запаха… Ерунда какая-то: этот запах пьянящей свежести… (Изумленно.) Запуталась! Суну-ка я лучше голову под воду. (Выбегает, однако, в дверь, ведущую на улицу.)
Авантюро (смотрит ей вслед, про себя — не замечая, что в это время входит Рабгосподень). Чуу-у-дное существо. Она могла бы быть в ордене «Пламенных сердец Иисуса». Нет, лучше не в таком строгом. Может, урсулинкой? Да, именно урсулинкой: затаенная женственность на разумно-догматической основе. (Встает.) Впрочем, о чем это ты, Ромео? Такие чудеса не в твоей компетенции.
Пастор (яростно). Да уж, видит бог! Имейте в виду, здесь вам не порезвиться! Здесь царит социалистическая мораль!
Авантюро. Браво, коллега. Но я сам призвал себя к порядку — нотабене, речь идет всего-навсего о маленьком, хотя и предосудительном грехе. Для командированных по особо важным поручениям — не стоит и упоминания. Так чем же, друг мой, могу я быть полезен вам?
Пастор. Вы — мне?
Авантюро. Простите мне невольную ошибку. Действительно, скорее вы могли бы мне помочь…
Пастор. Еще чего! (В праведном гневе.) Я знаю, зачем вы здесь! Потому что сапожник Цибулка написал письмо папе! Но знали бы вы, куда он только не пишет! В Окружной совет, в еженедельник «Вохен-пост», в Союз немецких женщин, в Совет министров, в ООН… Просьбы, жалобы, рацпредложения и так далее. И все из-за того, что ему делать нечего! Кто сейчас заказывает новые подметки у сапожника — кроме меня?
Авантюро (смиренно). Я, уважаемый. (Предъявляет свои дырявые ботинки.) Удостоверьтесь, каково жалкое состояние смиренного нашего сословия… Потому-то я и направлюсь к нему сейчас же, если позволите.
Пастор. Пожалуйста — он ведь ваш человек. (Ворчливо.) Но я не потерплю, чтобы вы смущали моих подопечных! Маттеса, к примеру.
Авантюро. Пардон, он ведь неверующий? Даже, кажется, атеист?
Пастор. Ну и что? Во всяком случае, я его крестил и…
Авантюро. И?
Пастор. И разделяю с ним его душевные невзгоды.
Авантюро. Интересно. А что сказала бы на это канцелярия епископа?
Пастор. Вот уж это-то вас не касается! И вообще, что за допрос? Опять инквизицию хотите ввести? Со мной этот номер не пройдет! И нам ваши католические чудеса не нужны. Мы их не признаем! Вон, можете его почитать! (Он показывает на портрет Карла Маркса.)
Ангелика (входит в комнату, недоверчиво). Кого почитать?
Пастор (возмущенно). Это вы меня спрашиваете, товарищ?
Ангелика (так же). Я вам не товарищ!
Авантюро. Позвольте мне тем временем заняться моим утренним туалетом. (Уходит.)
Пастор (передразнивает его). Фу-ты ну-ты! «Заняться утренним туалетом»… Римский выскочка! Не понимаю, почему Маттес не выгонит его взашей?
Ангелика. Это его дело.
Пастор. А вы постыдились бы любезничать с этим типом, да еще и полуголой!
Ангелика. Кто это любезничал?
Пастор. Я собственными глазами видел! (Показывает на окно.) Десять лет назад вам бы влепили строгий выговор по партийной линии! Так ведь?
Ангелика. Я… не собираюсь дискутировать с вами по этому поводу!
Пастор. Да поймите наконец, что здесь может натворить этот иезуит! Если мы не будем дьявольски осторожными, он превратит Труцлафф во второй Лурд[1] — с миллионами паломников, и это при нашем-то жалком деревенском снабжении!
Ангелика (из чувства противоречия). Ну, обороту бы это не повредило.
Пастор (с недоумением смотрит на нее). Скажите, вы действительно из обкома? Почему у вас такая соглашательская позиция? (Внезапно решается.)
