— Охотно тебе верю. А ты газету читаешь?
— Нет, не читаю. Ее наш солдат все прячет, чтобы дедушка в уборную не отнес.
— Все дедушка и дедушка! У тебя же отец есть.
— Не знаю я.
— Когда ты выздоровеешь, ты придешь к пионерам?
— Это не от меня зависит.
— А от кого же?
— Кто кого перекричит. Дедушка…
— «Дедушка, дедушка»! — передразнивает кто-то в кухне и рывком открывает дверь.
Мы и не заметили, что нас дедушка подслушивал.
— Я тебе уже сказал, что не отдам мальчонку в ваш дурацкий союзик!
Дедушка и учитель Керн уставились друг на друга. В комнате стало тихо-тихо. Слышно, как за окнами шумят деревья.
— Извините, я пришел навестить своего ученика. — И учитель Керн приподнимается с кровати.
— Ты что, совсем ума решился? Сам же его на второй год оставил, осрамил нас всех, а теперь ходишь тут, вынюхиваешь, на коленях перед ним ползаешь? Как ханжа в рясе!
— Дедушка, погляди, учитель Керн мне книжку принес.
Старик выхватывает у меня книжку из рук, швыряет ее в угол и снова набрасывается на учителя Керна:
— Ты что, парня на тот свет отправить хочешь? У мальчонки и так голова не в порядке, а ты добиваешься, чтобы он вовсе глупым остался?
— Извините, пожалуйста, но, в конце концов, я ведь его учитель. — Учитель Керн еле сдерживает себя.
— Чего учитель? Мучитель ты! На второй год его оставил. Проваливай отсюда! Нечего тут вынюхивать, квашня закисшая!
Учитель Керн пожимает мне руку и спешит уйти. Он побледнел, щеки у него трясутся. Глаза грустные- грустные. Вслед ему несется брань дедушки. Дверь захлопывается, и дедушка умолкает. А мне так стыдно, что я прячу голову под подушку.
— Задали мы перцу чернильной крысе!
— Спугнул ты его, дедушка.
— Что-о-о?
— Спугнул. Прямо коршуном на него налетел.
— Ах ты, сопляк ты этакий! И со мной уж в драку лезешь? Так, так! — Дедушка останавливается на пороге и задумывается. Никак, он икать начинает? Вдруг он с размаху ударяет ладонью по косяку. — Нет уж! Августа Краске им не сломить… никогда не сломить! В балансе оно что получается? Об мой-то лоб они себе башку разобьют.
Глава четырнадцатая
Наконец-то болезнь вылезла из моей головы. Доктор еще раз пришел, постучал и послушал меня. Сотрясение мозга прошло. А интересно, куда уходит болезнь, когда она проходит?
— Нагибаться-то ему можно, господин доктор?
— Почему ж, господин Краске! Он ведь теперь вполне здоров.
— А голову вниз держать ему можно?
— Это зачем?
— Когда он картошку копает, он голову всегда вниз держит.
Доктор закрывает свой чемоданчик:
— Нет, ни в коем случае. Такому маленькому мальчику вообще нельзя заниматься тяжелым трудом… А как у тебя дела в школе? Как ты учишься?
— В школу, господин доктор, он, слава богу, ходит.
— Я спрашиваю, как идут дела с ученьем?
— Идут, господин доктор, идут. Внучек наш умней троих таких, как он. Дал бы бог учителя потолковей. Вы человек ученый — небось знаете, как оно ныне в школах-то.
Доктор на это не отвечает. Он дает еще несколько советов насчет моего здоровья и прощается.
Дедушка обращается к бабушке:
— Искалечили нашего Тинко! И все этот виноват, который его на второй год оставил.
— Чего, чего? — переспрашивает бабушка, и на глазах у нее показываются слезы. — Я ж всегда говорила. Всё твоя дружба с Кимпелем! Теперь вот внук калека…
— Кимпеля не тронь!
— Так это ж он Тинко искалечил.
— Я сказал, что его учитель искалечил, — стало быть, учитель и есть!
Бабушка сдается. К дедушке теперь не подступись! Мы здорово отстали и с картошкой и со свеклой. Но скоро нам опять будет помогать фрау Клари. Я-то не могу больше картошку копать.
С утра дни серые. Осень забралась на верхушки лип и сидит там. Сбросит листок-другой, и опять ничего. Это она пока побаивается, все прячется в ветвях. Попозже она разойдется и слижет все зеленое с листьев. А вылизанные листочки выплюнет на ветер и до тех пор не успокоится, пока все деревья не обдерет догола. Стихотворения из книжки учителя Керна я выучил. Времени у меня было вдоволь. Когда дедушка подходил ко мне, я книжку прятал. Если он ее теперь отнимет, то стихи со мной останутся: они у меня все в голове сидят. Учитель Керн может меня спрашивать сколько хочет: я стихи все знаю. Я здорово старался.
Как только фрау Клари кончает работу на стекольной фабрике, она сразу же бежит к нам на поле. А у нас опять настали хорошие дни. Дедушка подобрел. И бабушка не так много стонет.
С поля наш солдат и фрау Клари возвращаются поздно. Они всегда вместе скотине задают корм. То тут, то там раздается смех фрау Клари. Можно подумать, это ласточки вернулись. Фрау Клари и наш солдат разговаривают, смеются, а то слышен и свист. Вот фрау Клари запела песенку:
У Фрау Клари ласковый такой голосок. Наш солдат подхватывает басом:
Дедушка выходит из хлева. Он прислушивается, склонив седую голову, и глубоко вдыхает мягкий осенний воздух. Носком башмака он чертит на песке какие-то палочки и кружки. Где-то хлопает дверь. Дедушка, покачав головой, шагает прочь:
— Никак, они уж свадьбу справляют?
У открытого кухонного окна, сложив руки под фартуком, стоит бабушка. Она тоже прислушивается. Немного погодя она сморкается в фартук. А я забрался на ручку помпы, раскачиваюсь на ней и гляжу на столбик мошек, вьющихся над лужей подле колодца.
