Кэмпбелл все еще не вышла замуж… Тянет что-то… Хотя, скорее всего, жених не торопится. Он же знает, что она и так согласна.
Просыпается он утром, а на него уже смотрят любящие рысьи глаза: «Когда же свадьба, darling?»
Выключает ему инстинкт охотника.
Раз и так согласна, зачем торопиться? К тому же небезопасная она, эта пантера Наоми. Разве кого удивит заголовок газеты: «Наоми Кэмпбелл при разводе откусила половину состояния миллиардера N».
Вот представить сообщение в газете:
«Людмила Путина пустила мужа по миру», трудно. Зная хитрости журналистских заголовков, первое, что придет в голову — Владимир Владимирович полетел на саммит «Большой восьмерки». Но оттяпать? Ну, нет, не балуй…
А может, все не так будет. Наши победят, как пиратов Самали. И останется Наоми с ребенком российской брошенкой. С алиментами пятьсот долларов в месяц. Будет свои украшения продавать. Их у нее много, как у елки. До конца жизни хватит и на авокадо, и на маракуйю.
…Я стою на своей станции и как встречающая внимательно всматриваюсь…
Составы, пассажиры; их так много и ты еще можешь выбирать, на какой поезд сесть, а в какой запрыгнуть. С кем запереться в купе, а с кем разбежаться по разным вагонам.
Но у каждой станции есть свой срок годности. И станцию закрывают на ремонт. В принципе она есть, существует. Но машинист поезда объявляет: «Станцию…ская поезд проследует без остановки». Пассажиры внимательно вглядываются в пролетающие на полной скорости буквы, но не успевают прочесть. Лишь по обрывкам воспроизводят в памяти название и отмечают про себя: «Да, была такая»…
На этой станции никто не выходит, на ней нет пассажиров, она заброшена и одинока. Платформа поросла крапивой, а железные буквы проржавели и скрылись за полевыми вьюнками…
Есть, правда, еще станции метро — там картина оптимистичней. Реконструкция, ремонт, тут подновят, здесь подкрасят и можно снова пользоваться. У каждой станции своя история. Когда есть имя — бессмертие гарантировано.
Если бы я нашла клад, предположительно в кармане своего бывшего мужа, я бы в старости построила свою станцию метро. А на сводах потолка разместила бы фотографии всех мужчин, которых любила. В библейских сюжетах. Идея иллюстрировать эпохальные события заимствована у станции «Маяковская». А что изобретать велосипед, когда за тебя уже постарались?
Идешь, задрав голову, и вместо патриотической мозаики видишь Кольку, разрушающего храм филистимлян, или Сашку, изгоняющего семь бесов из Марии Магдалены. Вполне в духе времени — связь личного и общественного. Самое дорогое, что объединяет людей, — память.
Пока я грустила над своим будущем, в дверь позвонили.
В наше время название фильма «Звонят, откройте дверь» может быть расценено как провокация. Могут и по башке дать, и ограбить.
— Кто там? — спросила я, спрятавшись за простенок. Мало ли что, я в одном фильме видела, как через «глазок» стрельнули. Нет, это был другой фильм, не «Звонят, откройте дверь».
— Это ваш участковый, — отозвался непрошеный гость.
— Что не так? — спросила я, не открывая.
— Мне нужно задать вам несколько вопросов, — похожим на участкового голосом ответил участковый.
Он остался в прихожей, не стал топтать. А снимать обувь — это как-то по-домашнему, в носках не скажешь — вы арестованы.
— У вас ничего не пропадало? — спросил мент, заглядывая мне в душу.
Я развела руками — «если и пропало, то, видимо, ничего ценного, раз я не заметила».
Участковый хмыкнул, вытащил из папки несколько бумаг и потряс ими:
— Вот заявление от родственников вашего бывшего супруга. Он пропал.
— Разорился, что ли? — удачно пошутила я.
Участковый разложил бумаги на стеклянном коридорном столике.
— Ваш бывший муж пропал как две недели. На работе, дома не появлялся, его ищут и сведений о нем никаких нет.
Произнося этот текст, он внимательно смотрел на отражающийся в зеркале шкаф в гостиной. Словно оттуда может выпасть пропавший Роберт.
— Если б он был у меня, — я сделала многозначительное лицо, — то вы бы, гражданин участковый, пришли ко мне гораздо раньше.
— Почему? — не въехал мент, продолжая глазами обыскивать квартиру.
— Потому, что где мы с Робертом, там сразу милиция.
Участковый безоговорочно принял аргумент как алиби.
— У вас есть предположения, где он может быть? — начал грузить меня милиционер.
— Откуда мне знать? — Я пожала плечами и на всякий случай еще отрицательно помотала головой — нет, точно не знаю.
С ботинок участкового натекла маленькая безобидная лужица. Я нервно сдвинула мента плечом к двери и начала интенсивно возить тряпкой.
Мент извинялся, но не уходил. Наверное, ему кто-то сказал, что у него хорошая интуиция, вот он и отрабатывает комплимент.
— А может, его похитили с целью выкупа? — принялся фантазировать старший лейтенант.
— Уж не я ли должна его выкупать? Скорее его выкупит племя африканских каннибалов или налоговая инспекция, чем я.
Мокрая тряпка у меня в руках выглядела прямым укором. Мент еще раз извинился за лужу, за вторжение и ушел, забрав с собой печаль разбитых надежд обнаружить у меня Роберта.
Я вымыла руки, проветрила, взяла мобильный и зашла в сохраненные сообщения.
«Куда же он делся? — задумалась я. — То-то смотрю, давно эсэмэски с проклятиями не приходили. Последняя аж двухнедельной давности. Значит, он пропал сразу, как написал. Или написал и покончил собой.
Но тут не сходится: если человек нацелился на суицид, он на прощанье жалобит, объясняет причины или оставляет завещание. Но уж точно не пишет бывшей жене: «Все телки лучше, чем ты, но тебя я особенно ненавижу, у-у-у-у, гадюка». Не похоже на предсмертный крик.
Телефон высветил входящий звонок: Мишико.
Этот пассажир был в категории «скорая помощь». Его я нашла в грузинском ресторане, он обслуживал наш столик.
Бесподобный красоты брюнет и зубами бел, и глазами голуб. Посмотришь на это удачное совокупление родителей, и настроение поднимается, а мысли только об одном — о любви плотской из анекдота про аленький цветочек. О чем же еще думать, когда он туп и беден. Кстати, и как «скорая помощь» он был не «ого». Не реанимация, а так — укол в палец. Мишико был вдвое младше меня; это тонизировало. Но сейчас он позвонил не вовремя. Мои мысли были отделены от плоти.
— Как настроение? — задал тупой вопрос Мишико. Ему наплевать на мое настроение. Просто боится спросить в лоб, обломится ему сегодня или нет.
— Настроение отвратительное, — жесткой интонацией лишаю его надежды.
— А что так? — Второй вопрос еще более тупой, чем первый. Мысленно он соображает, кому звонить следующей.
— Не, без проблем, просто не твоего звонка ждала. — Иногда ужасно хочется быть честной.
— Мне больше не звонить? — Национальная обида. Но мысли снова со мной.
— Я сама перезвоню… как-нибудь, — сжалилась, чтобы не отбить у парня веру в свою сексуальную неотразимость.
Плюхаюсь на диван и включаю видео нашей с Робертом свадьбы.
Как же он похож на всех, с кем я встречалась после развода!
Удачлив в бизнесе, как Лжедмитрий, влюблен, как Марчик, храпит на спине, как Эдик, пьет, как Андрюха, а внешность — ну вылитый Прокурор после отсидки. Интересно, а усы в тюрьме сбривают? Если нет, тогда не вылитый.
«Ну куда же он все-таки делся?» — загрустила я о злейшем враге.
Нет, на самом деле, когда есть враг, жизнь приобретает особый смысл, заключенный в непрерывной борьбе. Мобилизуются все органы, особенно творческая фантазия, которая позволяет каждый раз выдумывать новые способы мести и мелкие подлянки.
Без врага скучно и еще более одиноко. Так, ты была нужна хотя бы врагу, а теперь тебя даже ненавидеть некому.
Я взяла трубку домашнего телефона и позвонила Василисе.
— Не спишь? — закидываю я лассо на часовой треп.
— Что случилось? — Голос Василисы звучит настороженно, но слышу, улыбается, чтоб не обидеть.
— А тебе интересно? — наезжаю я.
— Конечно. Очень, — врет Василиса.
Она ласковая и нежная. Любит смеяться и петь в караоке. Не любит фильмы про убийства и кровь. Заодно и всех людей, но пытается скрыть это. Я делаю вид, что верю, потому что больше жаловаться некому.
— У меня Роберт пропал, — сообщаю я ей тоном сенсации.
— Да ты что? — не сильно удивляется Вася, потому как не участвовала в первой серии войны с мужем.
Моего бывшего Василиса видела лишь один раз. В казино. Туда я приезжала получить у пьяного Роберта «бонусы» к алиментам.
Иногда он, нет, не давал, ПРЕДОСТАВЛЯЛ возможность выиграть самой в покер. Схема была проста: он жертвует мне пару тысяч баксов и я сажусь играть. Проиграла — ухожу, выиграла… ха! А я никогда и не выигрывала! Его подъемные кончались сразу и как-то внезапно. Ну, проигралась, с кем не бывает… Счастливый моим присутствием Роберт в окружении других игроков находился в противоположном конце зала. Периодически он заботливо кивал «как дела?» и, желая произвести впечатление на партнеров, легко ссуживал добавочные «лавэ» снова и снова.
И так всю ночь. Эта система доходов была настолько прибыльна, что стабильно два раза в месяц я уезжала из казино с раздувшейся сумкой денег, как сельский почтальон.
То, с чем я активно боролась в замужестве, оказалось весьма выгодным мероприятием после развода.
Удовольствие умножалось
