– Неужели ничего не понравилось?!
Я пожала плечами с извиняющейся улыбкой, дескать: «Ну, что поделаешь, такая я прихотливая…»
Степан Павлович напрягся и строго спросил ювелира:
– Это все, что есть?
Глаза ювелира расплылись в кисло-сладком соусе, и он радостно закартавил:
– Пр-р-р-елесть! Пр-р-елестно! Я так и думал! Для женщин с особым вкусом у меня есть ОСОБЫЕ украшения! Снова вошел помощник, бережно неся впереди себя черные бархатные «раскладушки» с карманами.
Ювелир сразу отложил в сторону браслеты и серьги с небольшими камнями, чтобы не портили общий вид.
– Вот, взгляните на это…
Он открыл сверток, и мы ахнули…
Нашему взору предстал восхитительный гарнитур: изумрудное колье в бриллиантах, кольцо с крупным изумрудом посередине и тяжелые серьги, усыпанные багетными брюликами, с большими изумрудами в центре.
Я молчала.
Степан Павлович тоже.
– Могу еще показать браслет из крупных бриллиантов разных цветов и такие же серьги. Тоже очень дорогое и достойное украшение.
Степан Павлович спокойно спросил:
– Что, ОЧЕНЬ дорогое?
Ювелир так же спокойно ответил:
– Изумрудный – четвертной, браслет и серьги – немного подешевле. Конечно, как всегда, дам хорошую скидку…
Степан Павлович нагнулся к моему уху и сказал:
– Оба взять не сможем. Я бы посоветовал тебе выбрать изумрудный гарнитур.
«Это фантастика какая-то. Так не бывает. Совершенно чужой мне человек просто так делает охренительный подарок. Двадцать пять тысяч долларов мой муж спокойно проигрывает в казино за один вечер. И ни разу за четыре года ему не пришло в голову подарить мне такую красоту», – пронеслось в голове.
Я надела изумрудный гарнитур и повернулась к зеркалу. Императрица Екатерина Великая, королева Елизавета Вторая, ну, в крайнем случае, Шамаханская царица… Не меньше.
Гарнитур упаковали в коробки для эксклюзивных ювелирных изделий.
Мы вышли на улицу. Сели в «Мерседес» с правительственными номерами.
Я ничего не соображала. Как будто выдернули из одной жизни и бросили в другую. Без наркоза. Наверно, так сходят с ума. Потеря реального ощущения себя в пространстве.
– Ты поняла, что сейчас произошло? – спросил Степан Павлович.
– Вы сделали мне фантастический подарок, – угадала я.
– Да. Это достойный гарнитур. Потом будете передавать из поколения в поколение, как фамильные драгоценности. Береги его, пожалуйста. Все-таки четверть миллиона долларов даже для меня немалые деньги…
В эту ночь я страстно любила своего мужа.
Великодушно делилась с ним чувствами другого мужчины. Как проводник. От того – к этому. Чтобы подновить и приподнять.
Роберт в сравнении со Степаном Павловичем стал каким-то мелким и совершенно не страшным. Даже жалким. И сам тусклый и других не развивает. Разве таким можно гордиться?
Но Роберт уже успел перейти в категорию родственников. Успел натоптать – и в паспорте, и в душе. Да, не предел мечтаний, но зато свой, домашний. С прогулками без макияжа, с совместными скучными выходными и праздниками, с обязательными разговорами о будущем (что купить, что продать), с расслабленными мышцами лица, когда не нужно с готовностью улыбаться каждую минуту.
Рядом с Робертом можно отдыхать. Степану Павловичу нужно соответствовать. Постоянно доказывать, что ты – лучшая. Ему, его друзьям, его секретаршам и водителям…
Чувство вины перед Робертом было скорее плодом моего воображения. Невозможно же быть «без вины виноватой».
Скорее всего, в душе я извинялась за серьезность намерений Степана Павловича.
В том, что намерения серьезные, я уже не сомневалась.
Знакомство с друзьями важнее, чем знакомство с родителями.
Перед друзьями хочется похвастаться, а родителей стараешься хотя бы не огорчить.
В тот же вечер, после ювелира, мы приехали в его особняк, где уже собрались друзья.
На гастролях часто приходится сиживать в компании губернаторов, мэров и всяческих представительных особ.
Но чтобы вот так сразу столько известных лиц в одном месте, в приватной обстановке – впервые. Сливки политической элиты на тридцати квадратных метрах.
Друзья отдыхали, шутили – а чего им не шутить? Жизнь удалась. Грех жаловаться. Благодушие на лицах, степенность в движениях, широта возможностей в речах. Этакие клонированные степаныпавловичи. Даже воздух в комнате был особенный. Дышалось значительно легче, потому что воздух не был сперт мелкими проблемами, завистью и комплексами. Воздух, наполненный озоном богатства, власти и привилегированности.
Я была единственной женщиной в этой компании.
Степан Павлович сакцентировал на мне внимание. Все на минуту отвлеклись и одобрительно закивали головами. Я смутилась и села на диван. Все равно они кивают не мне, а выбору Степана Павловича. Вместо меня может быть любая, и кивания будут такими же.
Я пила вино и чувствовала себя предателем с трех сторон.
Предателем по отношению к маме и бабушке, которые всегда недолюбливали любую власть. Предателем по отношению к полуброшенному мужу Роберту и предателем по отношению к Степану Павловичу, который мне очень нравится, но который является частью этой власти.
В тот же вечер Степан Павлович пригласил меня на концерт знаменитой певицы Шер. В воскресенье в Кремле она давала единственное представление. Ожидался «съезд» всего бомонда Москвы. Я согласилась.
Роберт перевернулся на живот и пригреб меня рукой к себе.
– Я тебя люблю, – сказал он в подушку.
Я не ответила. Он же не спрашивал…
Концерт был великолепен. Блистательная Шер в хорошем темпе продемонстрировала большую часть своих достижений. Как творческих, так и эстетических. Переодевалась раз семь, сражая своей безупречной красотой наповал. Невозможно сказать, что этой женщине далеко за… У них в Америке уважают публику. Раз выходишь на сцену – изволь соответствовать!
В перерыве к нам подошла семейная пара. Муж – бывший замминистра финансов и красавица жена с приветливым «живым» лицом.
Степан Павлович спокойно меня представил. Как супругу.
Мне поплохело.
«А если его увидят с настоящей женой? Неужели они не знают, что у него другая жена? А вдруг…»
В отличие от меня Степан Павлович чувствовал себя абсолютно спокойно.
– На днях я должен уехать в Санкт-Петербург на конгресс. Я там выступаю с докладом. Поехали со мной? – сказал он так, словно речь шла о буфете в антракте.
– Я не могу, – испугалась я. – Что я дома скажу?
