– Милицию вызвала?!! Хочешь, чтобы твоего мужа посадили?! – исказилось злобой лицо Роберта.
Он подошел ко мне вплотную и резко «сунул» под подбородок кулак:
– Тебе мало? Еще хочешь получить?!
Но бить не стал, а неожиданно схватил саблю, подаренную Костей Боровым на свадьбу, и что есть силы саданул по полу.
На дивном «версальском» полу образовался ребристый шрам. Пол из моего детства…
Я зарыдала, села на пол и стала гладить изуродованный паркет. Сколько сил я в него вложила! Когда мы с рабочими его создавали, я не сомневалась, что, ступая по такому изысканному полу, любой человек не то что бранные слова произносить, даже тон повысить не может.
Кровь с новой силой потекла из носа прямо на паркет.
Роберт уже начал соображать, что натворил (а может, паркет стало жалко, все-таки потратился), и хмуро проговорил:
– Сейчас менты уедут, я отвезу тебя в Одинцово. Если спросят, скажешь, с лестницы упала…
Ночной травмпункт был полупустой. Пахло нищетой и застарелым недугом.
Возле кабинета травматолога сидели двое: бомжиха с подбитым глазом и алкаш с перевязанной головой.
Я зашла в приемный покой.
Симпатичная медсестра-секретарша взглянула на меня и сразу начала записывать.
– Имя, фамилия, что с вами произошло…
По радио звучала песня «Belle», и следом за ней раздался бой курантов.
За спиной «крепким тылом» возник Роберт.
– Она с лестницы упала, – сообщил Роберт, обдав помещение густопсовым перегаром.
– А потом еще раз и еще… и так восемь раз подряд, – подмигнула я растерявшейся девушке.
– Я серьезно спрашиваю. Мне надо записать, – приподняла она со стола медицинскую карту.
– Я все объясню врачу, – сказала я и, оставив в коридоре Роберта, вошла в кабинет к доктору, плотно прикрыв за собой дверь.
– Ваш имя-фамилия? – спросила пожилая медсестра.
И тут я впервые за весь страшный вечер увидела свое лицо в зеркале.
Это была не я. Какая-то чужая женщина…
Все лицо отекло, переносица расплылась, нос распух, а глаза сузились до японских размеров. Единственным украшением этого безобразия были два симметричных фингала – по одному на каждый глаз.
Поломанная ключица вздыбилась, асимметрично выделяясь по отношению к другой.
Странно, что та бомжиха возле дверей пропустила меня без очереди. Мое лицо не сильно отличалось от ее – просто я была одета поприличнее.
– Так вы назовете ваше имя-фамилию? – настойчиво допытывалась медсестра.
И тогда я заплакала.
…Врач и медсестра сочувственно выслушали мой рассказ и заверили, что завтра утром непременно отправят телефонограмму в местное отделение милиции. Они просто обязаны это сделать.
Пока ожидали результатов рентгена, я позвонила на мобильный няне.
– Как вы? Боже мой! Я так за вас переживаю! – запричитала женщина.
– Лена! Слушайте внимательно. Сейчас уже я не могу вернуться – он понял, что я собираюсь заявить в милицию. Обратно хода нет. Завтра с утра я поеду в местное отделение и после этого позвоню вам на мобильный, вы соберете Ванечку и передадите мне его возле ворот. Вы поняли?
– Да, да, конечно! Но… можно я тоже поеду с вами – я боюсь, что Роберт после этого меня убьет!
– Конечно! Пока поживете у меня, потом я сниму для вас квартиру. Зарплата будет та же. Не волнуйтесь. Главное – ведите себя спокойно. Чтобы Он не догадался. И не забудьте Ванечкины теплые вещи, хотя бы на первое время. Договорились?
– Я сделаю все так, как вы сказали. Жду вашего звонка. Дай вам бог удачи!
Пожилая женщина-рентгенолог внесла на палочке влажные снимки.
– Вот, – доктор показал пальцем только ему понятную точку, – перелом спинки носа, а вот – в двух местах перелом ключицы. Также перечислим все гематомы и ссадины.
В кабинет без стука вошел Роберт. То, что он был пьян, было видно невооруженным глазом. Не только видно, но и слышно.
– Что там у нее? – невежливо процедил он.
Доктор быстро писал в моей карте и ответил сухо, не поднимая головы:
– Все будет написано в заключении.
– Отдайте мне снимки, – вдруг потребовал муж.
Врач удивленно поднял голову:
– Снимки остаются у нас.
– Я их выкуплю.
– Но это невозможно.
– Возможно, – уверенно, с иезуитской улыбочкой, ответил Роберт.
Меня увели накладывать гипс, и, когда я вернулась, из кабинета уже выходил довольный Роберт со снимками в руках.
– Ну, что, тварь, видишь, с кем связалась? Я их всех куплю и продам. А снимков ты больше не увидишь!
Мы вышли на улицу.
Красивый «Лексус» стоял прямо возле затрапезного входа.
Парочка местных подростков поставили на бампер бутылки пива и уже готовились разложить закуску.
– Садись в машину! Сейчас я с ними разберусь! – Роберт двинулся к «обидчикам».
– Роберт, ключи дай, я обогрев включу! Еще простужусь, – сказала я ровным голосом.
Роберт, не думая, сунул мне ключи и погнался за перепуганными пацанами.
Я быстро села за руль, повернула ключ и… рванула с места.
В десять утра я уже была в милиции.
Самое сложное – управлять машиной одной рукой. Из Москвы до местного УВД – сорок километров. До сих пор удивляюсь, как это у меня получалось.
Мент Блохин суетился, выказывал уважение и старался от всей души:
– Напишите в заявлении, что он не только держал в руках ружье, но еще и выстрелил в вас!
Я уточнила:
– И не попал, что ли?
– Ну, типа…
Составленное ментом Блохиным мое заявление приходили читать менты из других кабинетов.
Собственно, сначала они все для меня были просто добрыми милиционерами и только потом стали ментами. Один из них разоткровенничался:
– Вряд ли вы чего-то добьетесь… Семейные дела вообще редко доходят до суда. Обычно супруги мирятся и забирают заявление. Но даже если не заберете… Ваш супруг состоятельный в финансовом отношении?
Я гордо вскинула голову и запальчиво сказала:
– Я и сама небедная… Проживу как-нибудь!
Мент усмехнулся и ничего не ответил.
Выйдя на улицу, я набрала номер няни.
Мобильный был отключен.
Я набирала снова и снова…
Страшная догадка сковала душу… Не может быть! Нет. Не может быть… Только не это!
Я зашла в продуктовый киоск возле отделения.
– Простите, вы не могли бы со своего телефона набрать один номер? Я заплачу, – не узнавая своего
