голоса, жалобно попросила я.
Продавщица набрала номер. В доме никто не ответил.
– Извините, а вы случайно не певица? – посмотрела она на меня с интересом.
– Да… Кристина Орбакайте после ссоры с мужем…
Я подъехала к дому, надеясь, что няня с ребенком ждут меня. Как раз было время прогулки.
Но ее телефон по-прежнему был отключен, а зайти на территорию я боялась – через щель в заборе была видна машина Роберта. «Значит, бедная женщина просто не может выйти!» – догадалась я.
Несколько часов я просидела возле ворот, надеясь, что няня сумеет подать мне хоть какой-нибудь знак.
Стемнело, пошел дождь со снегом, и стало понятно, что ребенка гулять сегодня уже не поведут.
Оставалось только возвращаться в Москву…
Счастье, когда есть свой угол.
Правильно говорят – дома стены помогают.
Мама и Лена не стали меня ни о чем расспрашивать…
Да и так все понятно – моя внешность сама за себя говорила.
Мокрая от дождя, с гипсом, заплаканная – лишние вопросы бередили раны и снова вызывали слезы.
Нужно было хоть немного поспать, но это было сделать не так уж просто. В лежачем положении лицо и ключица болели еще сильнее, поэтому приходилось спать сидя, подложив под спину подушки.
После четырех лет битвы за счастливую семейную жизнь я вернулась домой, как комиссованная: ранения, сын в плену и… светлая вера в победу.
Ночью раздался звонок в дверь.
Вдребезги пьяный Роберт за дверью произносил только ему понятную речь. Но кое-что удалось разобрать.
Смысл произнесенного был следующим.
Няня оповестила мужа о наших планах и сбегать с ребенком не собирается. Напротив, выступит свидетельницей, какой Роберт замечательный семьянин. Членовредительство я причинила себе сама, упав с лестницы. А потом ударилась лицом об стену, чтобы довершить картину. Поэтому он умоляет меня вернуться, ибо жизни без меня не представляет.
После сказанного бреда он лег и тихо уснул на половичке возле двери.
Если б в тот момент я знала, каких сил мне будет стоить доказывать в следственных органах свою правоту и степень реальной угрозы, исходящей от бывшего любимого, конечно, я вызвала бы милицию.
Но в тот момент я не сомневалась, что подмосковный участковый Блохин, который, как пишут в рекламе, произошел от слова «участие», защитит меня, и предоставленных фактов вины Роберта предостаточно.
Кроме того, Лялька и мама спали. Разбирательства могли потревожить их, а сон – это святое.
Итак, в четыре часа утра я стояла возле входной двери, прислушиваясь к храпу, разносившемуся на всю лестничную клетку, и думала только об одном – скорее бы Роберт привез мне Ваньку и больше никогда нас не беспокоил.
Голицынское УВД стало сниться мне по ночам.
День начинался ими и заканчивался.
В одну из встреч мент Блохин радостно сообщил мне, что встречался с моим мужем. Поэтому пальбу из ружья в заявлении лучше заменить на словесные угрозы.
– Кстати, у вас есть снимки из травмпункта? – участливо спросил Блохин, заранее зная ответ.
– Муж забрал их.
– Ай-яй-яй-яй-яй! – досадливо качал головой мент. – Без них очень тяжело что-либо доказать. Ведь ваш муж утверждает, что ключица у вас была поломана после падения на лыжах.
– А медицинская карта? Ведь там все записано!
– Снимки нужны. Без них никак.
В восемь утра я уже стояла в кабинете врача московского травмпункта.
Симпатичная доктор с недовольством посмотрела в мою сторону.
– Что у вас?..
– Мне нужно сделать снимки.
– Зачем?..
Я объяснила.
– Езжайте туда, где вам накладывали гипс, там и делайте, – с плохо скрываемой неприязнью пробурчала врач.
– Но я проживаю в этом районе! К тому же мне тяжело вести машину с гипсом на руке…
– А мне какое дело?! – неожиданно заорала докторша. – Не будем делать, и все!
Физическая и моральная боль, бессонные ночи, унижение – все это выплеснулось в одно мгновение.
– По какому праву вы Так со мной разговариваете??!! – в тон ей закричала я.
– Правильно тебе муж рожу разбил, – со злобной улыбкой, сквозь зубы процедила она.
Я задохнулась:
– Вы – врач?!! Вы – чудовище!!! – вскрикнула я и кинула ей в лицо медицинскую карту.
Заведующая спокойно выслушала меня и налила валокордин.
– Не волнуйтесь. Она у нас человек вспыльчивый, но хороший специалист. Не вы первая на нее жалуетесь.
Я залпом выпила лекарство.
– Как вы ее держите здесь?! Она же ненавидит всех! Посмотрите, в очереди сидят старики, дети, которые БОЛЬНЫ! У каждого из них травмы! На костылях, в каталках, кого-то приносят на руках. Сильнейшие боли, ежеминутные страдания! Они нуждаются в поддержке, участии, СОСТРАДАНИИ! Она же – врач! К ней идут за помощью! У меня это в голове не укладывается!
Заведующая ласково погладила меня по гипсу:
– Успокойтесь. С нашей зарплатой здесь мало кто будет работать. Вот и приходится терпеть… Сейчас вам все сделают.
«Сволочная бесплатная медицина, – ругалась я про себя, покидая травмпункт, – чтобы я еще раз обратилась туда…»
Машину занесло снегом, и я включила обогрев стекол. Не буду же я с гипсом махать щеткой, вызывая сострадание у всего третьего транспортного кольца.
В эту минуту правая дверь открылась, и в машину сел… Роберт.
«Хорошо, что рядом травмпункт – если что, далеко ехать не надо. Но как он меня нашел?» – недоумевала я.
– Нам надо поговорить, – нервно произнес он, закуривая.
– Говори.
– Ты собираешься разводиться? – спросил он.
– Безусловно.
– Ивана я не отдам, – сообщил он.
– У нас нет таких законов, чтобы годовалого ребенка отняли у хорошей матери и отдали алкоголику и садисту, – уверенно сказала я.
– Ну какой же я садист, я – хоро-о-ший! – фальшиво улыбнулся Роберт.
– На глазах у сына ты избил его мать, трусливо врешь, изворачиваешься, лишь бы избежать наказания. Ты сам-то себе не противен?! – поинтересовалась я.
– Ребенка ты не получишь – это я обещаю. И если ты не заберешь заявление из милиции – берегись… Я не пожалею никаких денег, чтобы победить, я сотру тебя в порошок!
– На моей стороне закон! – снова повторила я. – Ты считаешь, что можешь безнаказанно калечить, истязать, издеваться?! Получишь свой «условный» срок – побоишься в другой раз руки распускать.
Роберт побледнел и сжал кулак.
