кризиса промышленности они могли вернуться на село. Сама деревня в этом случае была в большей степени защищена от нехватки промышленной продукции, так как часть ее производилась здесь же, под боком. Большие города представляли в этих условиях для крестьян чуждый и не столь уж необходимый мир. Но и национализм, подпитанный экономической замкнутостью крестьянских хозяйств севера Украины, не имел социальной почвы в Приазовье.
В таких условиях и зарождалось одно из крупнейших в нашей истории крестьянских движений. На этот раз оно было тесно переплетено с движением рабочих и имело даже рабочих лидеров, среди которых был и сам Нестор Иванович Махно, в юности работавший на чугунолитейном заводе.
Нестор Иванович Махно думал, что он родился 27 октября 1889 года. Такова уж была его судьба, что даже дата рождения связана с мистификациями. Метрическая книга говорит, что 26 октября 1888 года в семье Ивана Родионовича Михно и его законной жены Евдокии Матвеевны, родился сын Нестор. На следующий день он был крещен[12]. Родители исказили год рождения сына, чтобы подольше не отдавать его в армию. Впрочем, в царскую армию молодой Нестор так и не попадет, а родительская выдумка спасет ему жизнь, когда по малолетству смертная казнь для него будет заменена каторгой. Так уже родители Нестора стали воздействовать на ход истории страны.
Фамильное имя Махно Нестор получил благодаря традиции крестьян этих мест сокращать полную фамилию в знак уважения. Фамилия Махно — Михненко. Но отец звался Михно, а сын — Махно. Интересно, что позднее на пути Махно встретится его «полуоднофамилец» Михно. И будет бит.
Отец Махно, бывший крепостной крестьянин, а затем конюх, воловник помещика Мабельского, кучер заводчика Кернера (натерпятся наследники фабриканта от сына конюха), скончался в 1890 г. «Пятеро нас братьев–сирот, мал мала меньше, остались на руках несчастной матери, не имевшей ни кола, ни двора. Смутно припоминаю свое раннее детство, лишенное обычных для ребенка игр и веселья, омраченное сильной нуждой и лишениями, в каких пребывала наша семья, пока не поднялись на ноги мальчуганы и не стали сами на себя зарабатывать»[13], — вспоминал батько в 1921 г.
Заработки старших братьев позволили Махно получить сносное начальное образование. «На восьмом году мать отдала меня во 2–ю гуляйпольскую начальную школу. Школьные премудрости давались мне легко. Учился я хорошо. Учитель меня хвалил, и мать была довольна моими успехами. Так было в начале учебного года. Когда же настала зима, и река замерзла, я по приглашению своих товарищей стал часто вместо класса попадать на реку, на лед. Катанье на коньках с сотней таких же шалунов, как и я, меня так увлекло, что я по целым неделям не появлялся в школе. Мать была уверена, что я по утрам с книгами отправляюсь в школу и вечером возвращаюсь оттуда же. В действительности же я каждый день уходил только на речку и, набегавшись, накатавшись там вдоволь со своими товарищами, проголодавшись — возвращался домой. Такое прилежное мое речное занятие продолжалось до самой масленицы. А в эту неделю, в один памятный для меня день, бегая по речке с одним из своих друзей, я провалился на льду, весь измок и чуть было не утонул. Помню, когда сбежались люди и вытащили нас обоих, я, боясь идти домой, побежал к своему родному дяде. По дороге я весь обмерз. Это вселило дяде боязнь за мое здоровье, и он сейчас же разыскал и сообщил обо всем случившемся моей матери. Когда явилась встревоженная мать, я, растертый спиртом, сидел уже на печке. Узнав в чем дело, она разложила меня через скамью и стала лечить куском толстой скрученной веревки. Помню, долго после этого я не мог сидеть как следует на парте, но помню также, что с тех пор я стал прилежным учеником. Итак, зимою я учился, а летом нанимался к богатым хуторянам пасти овец или телят. Во время молотьбы гонял у помещиков в арбах волов, получая по 25 копеек в день»[14].
Будущий сподвижник Махно Виктор Белаш писал: «поднявшись немного и окрепнув, Махно поступил чернорабочим на чугунолитейный завод Кернера. И здесь его не покидало болезненное стремление быть в центре внимания, выделяться любой ценой (свои мемуары В. Белаш писал с оглядкой на большевистскую цензуру — А.Ш.). Узнав, что на заводе есть любительский театральный кружок, руководителем которого был Назар Зуйченко, Махно попросил записать его в труппу. «Однажды подходит ко мне Нестор Махно, — вспоминал позднее Зуйченко — и просит принять его в артисты. Ну, чего раздумывать, смешить так смешить публику. А он — что мальчик с пальчик, вот так, по пояс мне… Приняли…»[15]
Так формировался характер будущего революционера. Условия почти идеальные: бедность, стремление выбраться из нищеты, самоутвердиться и отомстить виновникам горькой доли, упорство, необходимое для выживания, низкий рост — известный в истории стимул к самоутверждению. Навыки театрального искусства также очень полезны для политика. Но почему из миллионов сверстников, оказавшихся в тех же условиях и в той же культурной среде вольного приазовского края вождем массового движения стал именно он?
Жизнь Махно до 1906 года напоминает историю о сапожнике, который был по способностям самым выдающимся полководцем мира, но за всю жизнь так и не попал на войну. В стабильном обществе из него мог выйти диссидент–бунтарь, актер, предприниматель или организатор профсоюзного движения (в 1917 г. он некоторое время будет «профбоссом»). Махно не имел достаточных культурных предпосылок для того, чтобы стать, скажем, парламентским политиком. К 1905 г. он был одним из сотен тысяч молодых людей низшего класса, мечтавших о том, чтобы вырваться из безысходной обыденности. Течение дальнейшей жизни каждого из них определила революционная эпоха.
Началась революция 1905 г. 22 февраля завод Кернера забастовал. Рабочие требовали улучшений условий труда, отмены штрафов и сверхурочных работ. Так Махно впервые окунулся в политическую жизнь.
5 сентября 1906 г. в Гуляй–Поле начала действовать террористическая «Крестьянская группа анархистов–коммунистов» (другое название — «Союз вольных хлеборобов»). Как потом выяснилось, во главе группы стоял Вольдемар Антони, связанный с Екатеринославскими анархистами, и братья Семенюты — Александр и Прокопий.
Для тихого провинциального городка это была сенсация, а для молодого, жаждущего приключений Нестора — шанс вырваться из замкнутого круга будней. Он «вычислил» террористов быстрее полиции, заставил их принять себя в состав группы и уже 14 октября участвовал в ограблении. Мальчишка был опьянен новой ролью, он обладал оружием, боролся за счастье людей (правда, террористы пока расходовали добытые средства на себя и покупку оружия, а не на «бедных»). Нестора «распирало» желание показать односельчанам свою новую силу. В конце 1906 г. он применил пистолет в бытовой ссоре, по счастью без жертв. Его тут же арестовали за хранение оружия, но потом по малолетству отпустили.
В течение года группа провела четыре бескровных ограбления. Молодые люди в черных масках (или вымазанные грязью) требовали денег «на голодающих» или просто так, представлялись анархистами и скрывались в неизвестном направлении. Их добычей стало около 1000 рублей[16].
27 августа Махно вступил в перестрелку со стражниками. Через некоторое время он был опознан и арестован. Но друзья не бросили Нестора в беде. Под давлением террористической группы опознавший Махно крестьянин забрал назад свои показания. Но молодому рабочему не повезло — 15 февраля 1908 г. задержанный после ограбления завода Кернера А. Ткаченко признался, что участвовал в перестрелке со стражниками вместе с Махно. Нестору угрожал военно–полевой суд, который в то время обычно заканчивался казнью. Но улики все еще были шаткими, Махно пользовался хорошей репутацией на заводе (вступив в группу, он не бросил работу), и заводское начальство внесло за него залог в 2000 рублей. 4 июля Махно вышел из тюрьмы и уехал в Екатеринослав[17].
Пока Махно сидел в тюрьме, 19 октября 1907 г. при нападении на почту террористы убили городового и почтальона. Это было первое убийство, совершенное террористами. Антони и ряд других членов группы были арестованы, но за недостаточностью улик высланы. Тем временем крестьянин Зуйченко рассказал сокамернику Брину о том, что он участвовал в нападении. Когда Зуйченко выпустили, Брин передал его слова полиции. Начались допросы и аресты. Между тем 10 апреля 1908 г. произошло новое успешное ограбление. После этого группу уже устойчиво преследуют неудачи — 13 мая не удалось нападение на дом купца Шидлера, была ранена его дочь, а 9 июля в селе Новоселовке при нападении на
