Он был освобожден от должности за то, что «проглядел» заговор в подчиненном ему кремлевском хозяйстве. Сначала заслуженного работника направили руководить Закавказьем. Но назначение Енукидзе в Закавказье не состоялось, так как при расследовании его деятельности вскрылись факты «морального разложения». Енукидзе безо всякого давления признал вину (он испытывал стыд75), был исключен из ЦКи отправился работать начальником треста в Харькове. Заведование кремлевским хозяйством уже тогда способствовало злоупотреблениям. Аесли человек замешан в коррупции и «аморалке», его могут шантажировать «враги». Да и сам он идейно ближе этим «врагам», поскольку явно был бы рад, если бы страна остановилась на достигнутом.
Но Енукидзе признал справедливость не всех обвинений, а Сталин пока не решался настаивать. Он опасался ответных действий (отсюда педалирование «аморалки»). И хотя Ягоде удалось привлечь к процессу мелких служащих Кремля, Политбюро 5 сентября 1935 года перевело на другую должность командующего московским военным округом А. Корка и его зама Б. Фельдмана.
Для Сталина бывший друг Енукидзе был символом разложения большевистской когорты. «Сталин писал Кагановичу: «Посылаю вам записку Агранова о группе Енукидзе из «старых большевиков». Енукидзе - чуждый нам человек. Странно, что Серго и Орахелашвили продолжают вести с ним дружбу»76. Всвязи с «кремлевским делом» и С. Орджоникидзе оказался в перекрестье опасных следственных линий. Он дружил с Енукидзе и Ломинадзе, последнему покровительствовал даже после опалы своего молодого «протеже». В 1935 году Ломинадзе был вызван в Москву для дачи показаний по вскрывшимся подпольным связям. По дороге Ломинадзе застрелился, подтвердив худшие подозрения (как видно из сообщений Смирнова Троцкому, Ломинадзе участвовал в блоке левых). Через Орджоникидзе сомкнулись леваки и «термидорианцы».
«Кремлевское дело» снова вывело Сталина на поставленную Троцким проблему «термидора». Старые соратники по борьбе устали, они хотят жить как буржуа. Возможно, ради этого они могут переступить через труп Сталина.
Сталин считал, что террористов производит разросшаяся оппозиционная структура. Но только ли она может их использовать? Странное поведение НКВД, беседа нескольких партийцев с Кировым на съезде. Сама эта беседа бросала тень подозрения на ее участников: «Оппозиционеры пригласили Кирова на свое тайное совещание, посвятили в свои планы, а он «сдал» их Сталину. В 1905 за такие вещи полагалась пуля. Ачем 1934 год хуже?»77,- реконструируют гипотетические мотивы убийства современные публицисты. Все, конечно, сложнее. Если беседа с Кировым была, то не на совещании, а с глазу на глаз. Сталин потому и не разоблачил «собеседников», что пока не знал их состава. Как опытные аппаратчики, Косиор и Шеболдаев говорили намеками, чтобы в случае чего все отрицать. Убив Кирова, они спровоцировали бы ответный удар Сталина. Нет никаких данных, что новая оппозиция знала о том, будто Киров предупредил Сталина.
Но мотивов подозревать членов ЦКи структуры НКВД в заговоре у Сталина было предостаточно. Вистории терактов нередко случается, что террорист, выращенный в одной политической среде, может быть использован «втемную» другой влиятельной силой. Взять хотя бы поджег рейхстага в 1933 г., где сумасшедший голландский коммунист прикрывал провокацию нацистов.
Убийство Кирова вообще имело политический смысл лишь как часть более широкого заговора с целью устранения также Сталина и Молотова. Выкорчевывая старую оппозицию, Сталин постепенно начинает смотреть на этот процесс не как на цель, а как на средство,- это повод вычистить из партаппарата ненадежных и подозрительных людей, а заодно проверить на лояльность начальников вычищаемых кадров. Началась всесоюзная охота на террористов- на «Петрова и Сидорова».
Антитеррористический режим и первые процессы большевиков
На первый взгляд, советское общество к середине 30-х годов приобрело устойчивость. «Лимузины для активистов, хорошие духи для «наших женщин», маргарин для рабочих, магазины «люкс» для знати, вид деликатесов сквозь зеркальные витрины - для плебса, такой социализм не может не казаться массам новой перелицовкой капитализма»78, - возмущался в эмиграции один из творцов революции Троцкий, ознакомившись с речью наркома пищевой
промышленности А. Микояна о росте благосостояния советских людей. Действительно, в наибольшей степени выросло благосостояние именно партийной бюрократии (номенклатуры). Она пользовалась широкими привилегиями. Но соотношение зарплат высших и низших десяти процентов населения в это время оценивается как 8: 179. СССР по-прежнему был страной бедных и богатых. Социальное равенство, которое обещала коммунистическая партия, не было достигнуто. Уровень жизни рабочих, не говоря уже о крестьянах, оставался крайне низким. Приняв за точку отсчета 1925 год, когда уровень жизни рабочих приблизился к довоенному, Н. Валентинов писал: «С1925 по 1937 год номинальная заработная плата выросла в 5,5 раза, а стоимость продуктов выросла минимум в 8,8 раза. Вценах питания средняя заработная плата в 1937 году была не 48 рублей, как в 1925 году, а только 28 рублей. Набор продуктов питания в заработке главы рабочей семьи занимал в 1925 году 51 проц., а в 1937 году- 87 проц. За одно и то же количество продуктов питания семейный рабочий должен был работать в 1925 году 88 часов, а в 1937 году 151 час. Прибавлю, что 1937 год, в сравнении с 1930-1936 годами, считался благополуч- ным»80. Сталинская альтернатива не принесла обещанного процветания.
Класс номенклатуры (партийно-государственной бюрократии) оставался господствующим и эксплуататорским классом, в коллективной собственности которого теперь находилось практически все хозяйство страны. Миллионы людей, разбуженных к общественной жизни революцией, чувствовали себя обманутыми. Их жизнь ухудшалась, справедливость нарушалась на каждом шагу. Сталинское руководство пыталось направить энергию масс на борьбу за лучшее будущее «в мировом масштабе», чтобы сломить исходящие извне угрозы и сплотить «разболтавшееся общество» против «врагов». Борьба снова приобретала вселенский характер. Ине только в плоскости пропаганды. Сталин направлял индустриальную мощь на создание военной машины. Для финального Армагеддона нужно было сначала добиться полной монолитности правящего класса, партии, системы управления. Но большевистская бюрократия и народные массы хотели жить по-человечески, а не по-солдатски. Выбор между абсолютным подчинением и возвращением к самостоятельности личности стал главной ставкой в политической борьбе середины 30-х годов.
Убийство Кирова позволило Сталину сформировать специфический антитеррористический режим, то есть такую государственную систему, приоритетной задачей которой является борьба с терроризмом. Подобный режим позволяет отодвигать на второй план социально-экономические проблемы, парализовывать недовольство и изолировать (и частично уничтожать) недовольных.
Встране развернулась кампания по выявлению контрреволюционных элементов. Впервом полугодии 1935 г. по политическим делам было осуждено 9877 человек, во втором - 14860, а до 20 марта 1936 г. - уже 7450 человек. Причем большинство осужденных были не террористами, а «контрреволюционными агитаторами». Их процент вырос с 46, 8% в первом полугодии 1935 года, до 87,2% в феврале 1936 года81. Народ роптал, и этот ропот, по мнению Сталина, был питательной почвой для терроризма. Материалы Наркомата юстиции РСФСР подтверждали это: по делам о контрреволюционной агитации в первой половине 1935 г. «установлено одобрение подсудимыми террористического акта и высказывания террористического порядка в отношении руководителей партии и правительства»82. При этом нарком Н. Крыленко предлагал более осторожно относиться к арестованным за критику отдельных недостатков (например, «кооперативы плохо торгуют»). Предложения Крыленко поддержал только что назначенный прокурор СССР А. Вышинский. Государство сосредотачивалось на борьбе с терроризмом.
Следующий шаг был предпринят в феврале 1936 года: начались массовые аресты троцкистов. Допросы позволили вскрыть связи троцкистов и зиновьевцев, которые действительно были восстановлены в 1932 году. Отфильтровав нужный «материал», остальных троцкистов расстреляли в октябре 1936 года. В это время Ягода начал саботировать следствие. Для Сталина это был сигнал - Ягода чего-то опасается. Но возможно и другое объяснение - Ягода выражал усиливающееся стремление второго эшелона партбюрок-
