Определенная доля истины следователей все-таки интересовала - были ли обвиняемые политически связаны с правыми, что планировали на самом деле. Азатем уже на реальность можно было «навешивать» дополнительные обвинения, позорящие внепартийную оппозицию.
Специально выбивать показания на правых нужно было только в том случае, если Бухарина планировалось не только политически уничтожить, но и посадить. Показания на Бухарина не моргнув глазом дал Рамзин, но цену его показаниям в ОГПУзнали. Как мы увидим, Сталин серьезно относился к тем показаниям Рамзина, где тот говорил о своих зарубежных контактах, но представить себе этого правого либерала рядом с правым коммунистом без «передаточных звеньев» было невозможно. На всякий случай Сталин «прощупал» Бухарина, сообщив ему о показаниях Рам-зина. Потрясенный Бухарин написал письмо Сталину: «Те чудовищные обвинения, которые ты мне бросил, ясно указывают на существование какой-то дьявольской, гнусной и низкой провокации, которой ты веришь, на которой строишь свою политику и которая до добра не доведет, хотя бы ты и уничтожил меня физи-ческиБ Правда то, что я терплю невиданные издевательстваБ Или то, что я не лижу тебе зада и не пишу тебе статей a la Пятаков - или это делает меня «проповедником террора»?»40. В это время Бухарин даже думал о самоубийстве. Несколько лет спустя он в частном разговоре характеризовал коллективизацию как «массовое истребление совершенно беззащитных и несопротивляющих-ся людей - с женами, с малолетними детьмиБ»41.
Меньшевик Суханов рассказывал о своих встречах с Бухариным, на которого возлагал надежды: «Но правые не выступили и уклонились от борьбы. Явысказал по этому поводу Бухарину свою
досаду и мнение, что правые выпустили из рук собственную победу. Я сравнивал при этом правых с декабристами, которые были бы победителями, если бы действовали активно, а не стояли бы неподвижно, с войсками, готовыми в бой, на Сенатской площади. Бухарин отвечал мне, что я ничего не разумеюБ События развиваются в направлении, им указанномБ В будущем предстоит перевес отрицательных сторон проводимого курса над положительными, только тогда можно говорить о победе его принципов»42. Несмотря на то, что для Бухарина эти воспоминания Суханова были неприятны (еще одна беседа с оппозиционным деятелем «за спиной партии»), но никакого «криминала» Суханов не сообщил - речь шла о весне 1929 года, то есть о периоде до капитуляции Бухарина в ноябре.
Не было ничего удивительного, что внепартийная оппозиция симпатизировала правым коммунистам. За это правых можно было попрекнуть: «Ивредители из промпартии, и чаяновско-кондрать-евское крыло, и громановское крыло, все они чаяли победы правых оппортунистов»43, - говорил В. Куйбышев. Но симпатии к тебе «врагов» ненаказуемы.
«Выбитые» показания на правых ничего не меняли. Ибез них Бухарина можно было унижать сколько угодно. Вдекабре 1929 года его вполне лояльная статья «Технико-экономическая революция, рабочий класс и инженерство» была подвергнута унизительной для Бухарина цензуре. Куйбышев, ознакомившись в проектом статьи, отчитывал Бухарина: «Это твое первое выступление после ссоры с партиейБ Статья выдержана в стиле «как ни в чем не бывало»Б как выступал раньше: и за что же меня разносили?»44. Пришлось Бухарину каяться еще раз в своих «ошибках». Его статья «Великая реконструкция» подверглась нападкам в советских газетах, и только после жалобы Сталину и Куйбышеву «Правда» взяла статью Бухарина под защиту как правильную. Хотим - поправим, хотим - потравим. Сочтем нужным - поддержим. Знай, от кого зависишь.
Ибез показаний спецов Бухарину, Рыкову и Томскому не доверяли. Время от времени Бухарина подлавливали на «фиге в кармане», попытке провести свои взгляды намеками. Биограф Бухарина С. Коэн перечисляет основные его идеологические «диверсии»: напоминание о том, что государство «прибегло к самым острым средствам внеэкономического принуждения» (официально Бухарин оправдывал эти методы), рассказ о преступлениях католической церкви (с намеком на политику Сталина, читавшую-
ся только очень пытливым взором), напоминание о том, что приближение к коммунизму ведет к отмиранию государства. Бухарин отказался очередной раз каяться на XVI съезде партии. Но 10 ноября 1930 года он еще раз публично покаялся и осудил вскрывшиеся внутрипартийные оппозиционные группировки45. Он не стал превозносить Сталина, но призвал к сплочению вокруг ЦК. Это Сталин счел достаточным. В 1931 году Бухарина снова стали пускать на заседания Политбюро.
Вэто время правые представляли собой лишь тень власти. Реальную хозяйственную власть сохранял Рыков, но, когда Сталин решит, что его квалификация в новых условиях не годится, премьер-министр будет легко сменен. Показания «вредителей» для этого не понадобятся. Но они сыграют свою роль, чтобы убедить одного человека в необходимости снятия Рыкова с поста. Этим человеком был сам Сталин. 2сентября 1930 года в письме к Моло-тову Сталин откомментировал эту проблему так: «Насчет привлечения к ответу коммунистов, помогавших громанам-кондратьевым. Согласен, но как быть тогда с Рыковым (который бесспорно помогал им) и Калининым (которого явным образом впутал в это «дело» подлец - Теодорович)? Надо подумать об этом»46. Такие результаты следствия расходятся с его первоначальной версией о том, что след выведет прежде всего на Бухарина. Аесли бы и вывел? Рыкова можно было отправить в отставку, Калинина - простить. Бухарина еще понизить в должности и даже посадить. Итем вызвать новый всплеск разговоров о гонениях, жалость к опальному идеологу. Нет. Бухарина нельзя было даже выслать из страны - он не оказывал прямого сопротивления, как Троцкий. Он был лоялен системе, всецело зависел от воли Сталина. Но его идеи были опасны - это была приемлемая для большевиков альтернатива на случай провала пятилетки.
Авот близость премьера Рыкова к спецам делала его негодным в качестве проводника сталинской политики. Сталин писал Мо-лотову: «наша центральная советская верхушка (СНК, СТО, Совещание замов) больна смертельной болезнью. СТОиз делового и боевого органа превратился в пустой парламент. СНКпарализован водянистыми и по сути дела антипартийными речами РыковаБ Надо прогнать, стало быть, Рыкова и его компаниюБ и разогнать весь их бюрократический консультантско-секретарский аппарат»47. Сталин мог без труда снять Рыкова с должности уже в 1929 г., но не был уверен в способности кого-то справиться с задачами ко-
с‹-
ординации индустриального рывка. Но с ними не справлялся и Рыков, он их саботировал, опираясь на мнение экспертов. Ворошилов предложил Сталину взять дело в свои руки, но вождь отказался. Почему? Принято считать, что Сталина отличало «особое властолюбие, стремление к обладанию не только реальной властью, но и всеми внешними ее атрибутами»48. Чтобы объяснить с этой точки зрения не только разительное различие между количеством наград Сталина и, скажем, Брежнева, но и длительный отказ занимать пост предсовнаркома, приходится приписывать Сталину стремление избегать ответственности за дело. Но с 1929 года Сталин в СССР отвечал за все, и нес личную ответственность за успех или провал пятилетки. Он извлек урок из трагического опыта Ленина: носитель стратегии не должен брать на себя всю хозяйственную текучку. Ничего личного - полновластный глава государства предпочитает иметь управляемого премьера, который будет вести дела, обращаясь к арбитру и гаранту стратегии только в сложных или политически важных случаях. На эту роль Сталин избрал преданного друга Молотова.
На пленуме ЦКи ЦКК 17-21 декабря 1930 года Рыков был подвергнут дружной критике за непоследовательность и старые ошибки. Он опасался отвечать на обвинения прямо, о чем с некоторым злорадством говорил Бубнов: «Человек с этакой нарочитой осторожностью ходит по скользкому льду»49. Контакты с «вредителями» и зависимость от их мнения играли второстепенную роль в критике Рыкова. 19 декабря Рыков был заменен на посту пред-совнаркома Молотовым, а 21 декабря - выведен из Политбюро. Результатом назначения Молотова стало, по словам Сталина, «полное единство советской и партийной верхушек»50, что было логично в условиях тоталитаризма. Разгром «консультантского» аппарата означал торжество партийного аппарата над хозяйственниками, политической воли над экономической компетентностью.
Но для этого не нужно было фальсифицировать процессы. Это и так было в воле Сталина - отстранение правых от власти приветствовали даже аппаратчики, недовольные Сталиным и близкие к правым по взглядам. Это подтвердило дело Сырцова-Ло-минадзе.
Сырцов Сергей Иванович (1893-1937).
