– Возможно, он отбывает срок, а может – гуляет себе на свободе со своими девочками и в дудку не дует. Но данные о нем сохранились, – ответил майор. – Если вы даете добро…
– Даю! – без колебаний согласился полковник. – Надо использовать все возможности, даже фантастические. Если делу могут помочь летающие тарелки с инопланетянами – не нужно отметать их помощь, даже если вы в это не верите. Займитесь сутенером в срочном порядке. Хотя последнее время у нас все в срочном порядке.
Проверив Шарина по собственным оперативным базам, майор Игнатов подготовил запрос в Главный информационный центр МВД России и для ускорения процесса отправил его не почтой, а с капитаном Кузиным…
Капитан обворожительно улыбнулся девушке-оператору и протянул ей запрос ФСБ. За скромный презент в виде шоколадки запрос был отработан немедленно, и на обороте документа девушка шлепнула стандартную печать с таким же формальным ответом: «На оперативных учетах ГИЦ МВД РФ не состоит». Обменявшись прощальными улыбками, Кузин вложил запрос в папку и, спустившись вниз, сел в поджидавшую его отдельскую машину. Со сладковатым чувством выполненного задания капитан возвращался в управление. Теперь, когда выяснилось, что Шарин агентом милиции не является и, следовательно, «доступ к криминальному телу» совершенно свободен, можно вплотную приступить к разработке бывшего осведомителя.
Однако не все оказалось так просто.
С середины девяностых годов оперативные подразделения милиции перестали выставлять карточки осведомителей в ГИЦ, предпочитая все данные хранить в подразделениях. Возможно, это было вызвано благими намерениями спасения жизней агентов, так как коррупция и «внутреннее предательство» в милиции достигли чудовищных размеров. Через «прикормленных» сотрудников милиции, продажных оперов сведения из картотеки попадали в криминальные группировки, а те делали зачистки – безжалостно «обрубая хвосты». Поэтому, не найдя на карточке Шарина сведений о его работе с органами, девушка с чистой совестью поставила печать «не состоит», не подумав, что сам по себе факт наличия карточки Шарина в ее картотеке подтверждал его причастность к агентуре угрозыска. Просто не было уточняющей информации.
Впрочем, оператор не должен думать о подобных мелочах, обращая внимание лишь на выполнение своих обязанностей и пунктов секретных приказов.
Таким образом ответ ГИЦ МВД ввел ФСБ в заблуждение.
С громким металлическим шуршанием девушка-оператор развернула подаренный Кузиным презент. Для ускорения ответа этого шоколадного добра ей приносят каждый день, так что девушка почти ненавидела его. Но в этот раз она сделала редкое исключение, потому что шоколадка была с изюмом и орехами. С хорошо различимым щелчком лопнула маслянистая плитка. Мягко пахнувший какао кусочек отправился в рот. Оставшуюся часть девушка завернула обратно в фольгу и убрала в стол.
Примерно через десять минут, когда Кузин возвращался на работу, сотрудница милиции сделала так, как предписывали руководящие документы и инструкции. Положив карточку Шарина перед собой, она набрала указанный на обороте номер телефона и, услышав ответ, сообщила о запросе ФСБ, указав фамилию и телефон интересовавшегося сотрудника.
Через некоторое время майору Миронову позвонил ответственный за оперативно-агентурную работу, сообщив об интересе контрразведки к их агенту.
– Кто инициатор? – уточнил Миронов.
– Запрос подписал какой-то полковник Каледин, – доложил ответственный. – Есть номер исполнителя. Связаться с ним?
– Не надо, – усмехнулся майор. – Я сам это сделаю. Спасибо.
По приезде в управление Кузин передал пронумерованный документ Игнатову, и тот отправился к шефу.
– Вот, Михал Юрьевич, ответ из ГИЦа, – произнес майор. – На оперативных учетах МВД Шарин не состоит. Будем разрабатывать самостоятельно.
Полковник бегло взглянул на документ, подтвердив слова Игнатова, и, вернув бумагу майору, веско сказал:
– Считай, что нам повезло. Только что звонили с Петровки. Шарин у них «на связи».
– Заагентуренный? Так чего ж они на запрос не отвечают! – возмутился Игнатов. – Мы что тут, в игрушки играем! Ну, система – одни с другими договориться не могут!
– А что тебе девочка может написать, если у нее сведений нет! – успокоил Каледин. – Вот именно – система! В общем, не надо Шарина разрабатывать. За нас все уже сделали. Вот телефон – звони и договаривайся с курирующим опером о вызове агента на встречу. Миронов с ним уже переговорил.
– Ну и дела! – с непонятной интонацией произнес майор, пряча записку в карман.
Длинный коридор жадно впитывал звуки удаляющихся шагов.
Переполненные городские улицы гудели и дымили тысячами моторов. Миллионы колес старательно терлись о наждак асфальта, оборот за оборотом превращая резину в черную, жирную пыль. Потрепанная «девятка» без церемоний остановилась во втором ряду и, дождавшись момента, грубо втиснулась между машин. Люди, на которых полковник Каледин методично расставлял сети, спокойно и непринужденно ходили по городу, посещали кафе и рестораны, занимаясь своими делами. Для милиции они были словно невидимками, потому что, в отличие от многих других лиц кавказской национальности или гастарбайтеров- таджиков, имели надежные документы. Это и были террористы. Они не лепили по ночам фальшивые печати, не подделывали бланки, не рисовали паспорта… Потому что в этом не было необходимости. Нужные печати и подписи они получили от самой милиции. От оборотней, как сейчас говорят. От предателей в погонах. За деньги теперь можно многое, если не все. Старая российская беда, и, вероятно, вечная тема никогда не изживет себя и не зачахнет. Так будет, пока не скажет кто-то сверху: «Хватит, ребята, беспредела, теперь будем жить по закону!» Только не нашлось что-то охотников так говорить. И вряд ли найдется – видать, не только ментов беззаконие устраивает…
Взглянув на часы, Аслан двинулся к центральной части вокзала. Бурый вязаный джемпер с мелким ковровым узором тихонько позвякивал застежкой-«молнией». Тротуарная плитка под ногами напоминала брусчатку, и Аслан легко представил, будто шагает по Красной площади в победном параде. Вместо ненавистных трехцветных полотнищ – зеленые знамена Ичкерии и символы ислама, а на кремлевских башнях вместо пятиконечных сатанинских звезд – золотые полумесяцы. Аслан шагал как победитель, а у победителя – свое право. Все богатства города принадлежат ему: и дорогие машины, и рестораны, и женщины. Скоро так и будет!
Сзади плелся тщедушный Нияз – низкорослый, с вытянутым лицом и смоляными усиками. Он носил такой же джемпер, только черного цвета. Чеченцы шли без спешки. Смотрели прямо. Люди с чемоданами, сумками и баулами мелькали, словно муравьи, под ногами. Для Аслана и Нияза люди не представляли никакой ценности, как и муравьи. А если и представляли, то не более суммы возможного выкупа. Между этими двумя чеченцами и остальными россиянами высился невидимый, неприступный рубеж – кровавый, как административная граница между Россией и Чечней. Его ничем не замажешь, никак не скроешь, никогда не обойдешь.
Притормозили у кавказца с табличкой: «Куплю золото, мобильные телефоны». Аслан распрямил квадратные плечи и неприязненно взглянул на бритобородого.
– Что, брат, легкую работу нашел? – бросил он, как жвачку выплюнул. – А дома другие пусть за тебя отдуваются?
– Я за себя сам работаю, – лениво ответил скупщик и настороженно взглянул на чеченцев. Ему не хотелось вступать в пререкания с незнакомыми парнями специфической наружности, мало ли кто они. – У каждого своя работа, брат! – сказал он, на всякий случай приняв земляков за рэкетиров.
– Разве война – не мужское дело? – зло спросил Аслан. Он не чувствовал себя общим народом с россиянами, но хорошо знал правду взаимной непримиримости. Ему дорога ненависть к русским, а в их лице – к России и всему миру.
– Не мы себе работу ищем, а Аллах нас направляет, – флегматично заметил скупщик. – Люди, как мальки в аквариуме: не знают, куда плывут и когда их Аллах обратно заберет.
– Нэ все люди – мальки, а только некоторые, мелкие! Их нэ Аллах забирает, а другие рыбы едят, – не
