будет видно.
Так что вечером в «Дельте» Гонза, как и следовало ожидать, ничего не добился. Нам с Аленой жаловаться не приходилось, да и Зузане с Бореком тоже, правда, четыре сотни — это четыре сотни, на них не очень-то разбежишься, но Гонза, финансирующий всю эту операцию, взялся за дело решительно. После ужина он заказал две семисотграммовые бутылки мозельского, и пошел у нас пир на весь мир. Девчонки, понятное дело, расфуфырились, как могли, Алена после обеда сходила к парикмахеру, Зузана вырядилась в черное вечернее платье с изящным ожерельем «мейд ин Яблонец», дополненным сережками и какой-то штуковиной в волосах. Да только рядом с Катаржиной теряли весь свой блеск и янтарь, и сама Зузана. Между тем Катаржина была в скромном светло-голубом платье, совсем простеньком, но стоило ей встать и пройтись, как этот наряд показался нам произведением портновского искусства. Он облегал и подчеркивал ее фигуру и спереди, и сзади, и со всех сторон, а, видит Бог, там было что подчеркивать.
Мы распивали уже третью бутылку, когда впервые зашла речь об избушке в горах и рождественских праздниках. Разговор об этом завел, понятное дело, Гонза. Принадлежит избушка двоюродному брату Гонзы, и на святки — это точно — там никого не будет.
Первой клюнула Зузана:
— Я — «за» обеими руками. У нас только три экзамена, так что пару дней активного отдыха мы можем себе позволить.
— А на лыжах там можно кататься? — уточнила Алена. Гонза иронически усмехнулся, подчеркивая наивность вопроса.
— Что там говорить, — произнес он, — если прямо от избы — крутой спуск, а совсем рядом ровная площадка, будто специально для тренировок новичков.
Алена ваяла меня за руку.
— Поедешь?
— Ну, конечно, — кивнул а, тут же согласился и Борек. Гонза совсем загорелся.
— Внизу, в деревне, накупим всякой всячины, и — прощай, цивилизация, здравствуй, дикая природа. Рождество в семейном кругу, а там и Новый год близко. Два дня на поправку — и третьего января отчаливаем. Прямо утром на Штепана[4] можно туда двинуться. Практически до самой горы идет прямой автобус. Через Костелец, где Катаржина может к нам присоединиться.
В том то и была закавыка. Катаржина ни словом пока что не обмолвилась. Гонза, наверно, ждал, что кто-нибудь из нас поможет ему уговорить ее, но Зузана загляделась на танцплощадку, Алена вертела пепельницу, Борек раскуривал сигарету, а сама Катаржина смотрела в сторону бара. Глаза ее были слегка прищурены, словно она старалась прочесть надписи на этикетках бутылок, выставленных над стойкой. Она молчала.
— Надеюсь, Катаржина, ты тоже поедешь?
Она усмехнулась:
— Я на лыжах даже стоять как следует не умею. Последний раз каталась на них сто лет назад на уроках физкультуры.
Гонза тут же принялся расхваливать площадку для тренировок, на ней, дескать, и младенцу нечего бояться. К тому же прекрасные ландшафты, покой и здоровый климат, а до ближайшего селения — полмили.
— Ты хоть представляешь себе, как чудесно в горах зимой? Рядом граница, и совсем недавно туда никого не пускали. Девственная природа, не тронутая губительной цивилизацией…
— А десятого января — экзамен по немецкому, — теперь уже открыто рассмеялась Катаржина.
— Брось, тебе ли паниковать! Мне бы так языки давались…
— Не разбивай нашу компанию, — не без задней мысли поспешила на помощь Гонзе Алена. Ради гор и лыж она была готова на все и сообразила, что без Катаржины так удачно задуманная поездка уходит в область несбыточных фантазий.
— На Сильвестра[5] я должна быть дома, — решительно заявила Катаржина. — А тащиться на край света на пару дней…
— До Сильвестра так до Сильвестра, — вступил в разговор Борек, его поддержал Гонза, педали голоса и мы с Зузаной, словом, навалились со всех сторон… Только все это — зряшное дело, подумалось мне: чтобы Катаржина да уступила — не надейся и не жди… Но оказалось, что я переоценил ее. В конце концов мы услышали, что она поедет.
Гонза потребовал еще бутылку, оркестр на подиуме грянул ритмичную битловую композицию, к микрофону подбежала певичка, уже не первой свежести, но с хорошо сохранившейся фигурой и классической джазовой хрипотцой в голосе, и запела примитивный текст на еще более примитивную мелодию а-ля Роллинг Стоуназ. Гонза объявил:
— Ну что? Пойдем потрясемся? — И манерно поклонился Катаржине.
Борек пригласил на танец Зузану, я — Алену.
Едва мы очутились на паркете и проделали пару фигур, как Алена спросила:
— Как ты думаешь, поедет?
— Кто? — глуповато отозвался я, потому что заслушался музыки, пытаясь представить себе, как певичка у микрофона сумела бы исполнить что-нибудь порядочное, вроде «Сан-Луи блюза» или «Солитьюд». На Алену я не обращал никакого внимания, а она этого не терпела.
— Как кто? — пояснила, обиженно Алена. — Конечно же, королева Ядрана.
Королева Ядрана — это значит Катаржина. «Хит» прошлогоднего отпускного сезона приморских пляжей солнечной Югославии, где наша обаятельная сокурсница провела часть каникул и приняла участие в конкурсе на титул «Мисс Приморья», ну, и жюри, разумеется, присудило это звание ей. В общем-то удивляться тут было нечему, правда, на факультете об этом узнали далеко не сразу. Катаржина ездила в Югославию по линии Чедока[6] и о своем заграничном триумфе ни словом не обмолвилась. Уже начался семестр, как вдруг в конце сентября или в начале октября в «Кветах»[7] появился ее цветной фотопортрет: улыбающаяся Катаржина, на голове — корона, в руке — позолоченный жезл, из одежды — два-три квадратных сантиметра бикини — словом, сексом от той фотографии так и перло, а в подписи под снимком сообщалось о выдающемся успехе привлекательной пражской студентки, которая на известном международном конкурсе стала королевой Ядрана. Зузана уверяла, что, когда журнал со снимком попался на глаза Катаржине, та чуть не разревелась от злости. Какой, мол, дурак послал фотографию в журнал? Ей такая реклама ни к чему, теперь преподаватели будут над ней подтрунивать, хоть на занятия не ходи. На следующий день после выхода журнала снимок вырезали и поместили на доске объявлений, да еще в красной рамке, чтобы сразу в глаза бросался. Катаржина переждала, пока вестибюль опустел, а потом сняла фотографию и уничтожила. Вечером ей позвонили из молодежной редакции насчет интервью. Она только бросила трубку. И так два раза. Королева Ядрана не стремилась к популярности.
Когда мы время от времени заводили разговор о конкурсе «Мисс Приморье», она сокрушенно вздыхала:
— Ну и дура же я, что согласилась участвовать в этой комедии…
— Ну, Павел, как ты считаешь — поедет? — не отставала Алена.
— А почему бы и нет? — ответил я. Если, конечно, у нее на Рождество, как назло, не заболеет бабушка или дедушка. Потому что Катаржина ради родни готова была на все. Практически каждую неделю она ездила на субботу и воскресенье домой, в Праге ее тоже кормила-обстирывала какая-то, тетушка… Нет, никуда она не поедет, но не стоит портить настроение Алене.
За битом последовало танго, за танго — блюз, превосходно исполненный все той же хорошо сохранившейся, если принять во внимание ее возраст, девицей с джазовым голосом и заманчивой фигурой.
В перерыве между двумя танцевальными сериями мы никак не могли собраться у стола в полном составе, потому что всех нас потянуло в туалет. Когда мы с Бореком вернулись в зал, Гонза как раз разливал четвертую бутылку.
— Ребята, деньги у вас есть? — спросил он. — Еще бутылка — и мой выигрыш испарится, а мы даже не добрались до бара. Беру, конечно, в долг, а то жалко так быстро заканчивать.
